Саша может уехать. Уедет, скорее всего. В совсем другую страну. Навсегда.
А она… Она никуда не сможет уехать. Так и останется в своем приюте. Но уже без своего лучшего друга.
Что-то сдавило внутри. Так сильно, что и вздохнуть не получалось. Аж до боли. И сильно-сильно захотелось плакать. Настя уставилась в стол перед собой и прикусила большой палец.
Она не должна показать, что ей больно. Не имеет права. Это же его мечта. Он так много старался, чтобы его заметила. Она не должна…
Настя даже не заметила, как принялась грызть ноготь.
Тем вечером Настю так и не отвели в приют. Тетя Наташа позвонила Вере Семеновне, предупредив, что девочка останется ночевать у них. А после — они еще долго сидели на кухне. Саша упрямо заявлял, что не хочет больше уезжать в Россию и становится хоккеистом, тетя Наташа пыталась добиться от него вразумительных ответов почему, а Настя… Настя молчала. Она не считала, что имеет право что-то говорить.
Наконец когда все устали до предела, тетя Наташа подвела итог. Она предложила сыну не торопиться ни с одним вариантом решения. Все равно, поездка еще «вилами по воде писана». Пусть Шурка подумает, взвесит, посмотрит. И, если, в итоге, когда их пригласят, он не захочет — они никуда не поедут.
Саша согласился с матерью, и крепко ее обнял. Настя продолжала молчать, и только покорно улеглась спать, когда их отправили в комнату. Но уснуть смогла значительно позже. Она лежала у самого края кровати и во все глаза смотрела на спокойно спящего Сашку. Ее друг, похоже, полностью успокоенный заверениями матери, мирно спал. А Настя — не могла уснуть. Ей очень хотелось навсегда запомнить его. Хотелось поверить, что Сашка, и правда, никуда не уедет. Только, она же понимала, что так просто нельзя. Несправедливо по отношению к нему. А что делать, и как решить — не могла придумать. Ее с ними никто не отпустит. Да и, вообще…
Потому, мучаясь нелегкими думами, Настя лежала, и смотрела, смотрела, смотрела, еще не зная тогда, что жизнь все решит и за нее, и за Сашку.
С момента первого появления Дмитрия Валерьевича и Альберта Романовича в его жизни, прошло три недели. Саша почти свыкся с тем, что первый из них, Дмитрий, зачастил к ним в гости. Правда, не к самому Саше. Да и не о хоккее он говорил. Этот мужчина приходил к его маме.
Сначала Сашка был против и настороженно следил за тем, как эти двое сидели часами на кухне или на лавочке у их подъезда, и о чем-то разговаривали. Он не знал о чем, не подслушивал. Однако не мог не видеть, как радуется его мама этим визитам, и как «расцветает» от одного взгляда Дмитрия Валерьевича. Да и тот — смотрел на его маму так, словно никогда не видел такой женщины.
