— Не надо было этого делать. Сейчас же иди домой! — Он взял ее за руку.
Лиля покачала головой:
— Я хочу с тобой поговорить. Я должна. Ты хочешь сказать, что мне не следует к тебе заходить? Но… я ведь тебе доверяю, и этого достаточно…
Удивленный, Ноултон пытался настаивать, но Лиля отказывалась что-либо слушать. Наконец, отчаявшись, он пригласил ее к себе. Он зажег свет и подвинул к ней кресло, а сам сел на чемодан, который уже полностью собрал.
Лиля посмотрела на него:
— Так, значит, они сказали правду. Ты собираешься уехать.
Ноултон попытался отшутиться:
— Да, я хочу продать несколько участков в этом болоте своим старым друзьям. Хотя ты должна признать, что я ни разу не пытался всучить какой-нибудь участок тебе.
— И ты уезжаешь даже не попрощавшись?
— Я… я должен был… Но все так быстро получилось. У меня не было времени.
Лиля покраснела, потом сильно побледнела. Она не могла знать, каких усилий стоило Ноултону играть его роль, легкость, с которой он говорил, казалась ей вполне естественной. Она неуверенно поднялась.
— Не знаю, зачем я пришла, — еле слышно промолвила она. — Хотя нет, знаю. Но теперь жалею об этом. Не могу передать, как мне стыдно и как я об этом жалею. — Ее губы дрожали, но в глазах и голосе была решимость. — Мистер Дюмэн сказал, что у тебя неприятности, но я была слишком самоуверенной, и… и я сожалею…
Она сделала шаг к двери.
В такие минуты и при таких обстоятельствах мужчины забывают обо всех обещаниях и об опасности и теряют всякую осмотрительность.
Ноултон вскочил и бросился к ней:
— Лиля!
Она остановилась, ее била дрожь. Все, что она слышала, — это его голос, полный муки, мольбы и любви.
И теперь, когда все преграды рухнули, он больше не сдерживал себя.
— Лиля! Ради бога, не уходи так! Я не могу этого вынести — не могу! О, каким жалким трусом я был!
В следующее мгновение она была рядом с ним, в его объятиях, смеясь и плача одновременно и закрывая руками его рот, чтобы он не называл себя трусом.
— Нет, нет, нет! — твердила она, пока он прижимал ее к себе все крепче и крепче и покрывал ее руки поцелуями.
— Лиля! Скажи мне, моя дорогая, ты меня любишь?
Она кивнула.
— Ты правда любишь меня?
— Да.
— Повтори еще раз.
— Я. Люблю. Тебя.
— И я, о, моя дорогая девочка, обожаю тебя. Ты знаешь, ты должна знать, но я хочу повторять тебе это снова и снова. И ты любишь меня! Это не может быть правдой. Скажи мне еще раз!
— Я люблю тебя, — шепнула Лиля. И — о, как прекрасен был в этот момент изгиб ее губ, и блеск ее глаз, и тепло обвивших его шею рук!
