В общем, бал Арху не разочаровал. Все оказалось так, как она и ожидала. Помпезно, броско, уныло и противно до зубовного скрежета. И если бы не Ирраш, то ведунья смылась оттуда уже через пять минут после прибытия. Как ни странно, но шавер тут едва ли не всех присутствующих знал. И с половиной из них ему просто необходимо пообщаться. А девушка его, зачем-то, должна была сопровождать. Зачем — непонятно. Её своим собеседникам ушастый даже не представлял.
Но больше всего Арху поразил сам желтоглазый. Ведунья вообще не подозревала, что он умеет улыбаться. Причём весьма мило и — чего уж душой кривить — очень обаятельно. При этом улыбка с ним творила чудеса. Из просто симпатичного мужчины он вдруг превратился в писанного красавца. А уж когда он начал расточать комплименты, лекарка готова была поверить, будто где-то по пути Ирраша подменили на сильно улучшенного двойника.
Дивная перемена стала неожиданностью не для одной ведуньи. Собеседники, к которым обращался шавер, все, как один, сначала вздрагивали, и лишь потом отвечали. А глядя на преобразившегося ушастого, мужчины явно могли думать исключительно о том, как отвисшие челюсти не потерять. Большинство же встреченных ими дам готовы были выпрыгнуть из платьев непосредственно там, где они стояли.
Ирраш, сцепившись языками с тремя весьма почтенными на вид господами разом, обсуждал что-то настолько скучное, что у Архи скулы сводило. Через пять минут лекарка окончательно потерялась в «векселях», «имперских займах» и, почему то, «армейских поставках». Она и смогла уловить, будто вся эта муть каким-то образом имеет непосредственное отношение к городской страже.
Поэтому девушке оставалось только стоять рядом с шавером, изображая из себя статую, вроде тех, что столы украшали. Правда, лекарка подозревала, что у неё это получается гораздо менее изящно. Да, к тому же, ей ещё и приходилось следить за собой, чтобы не зевнуть во всю пасть. Или не уронить бокал с вином, который она в руках крутила. Пить его было невозможно даже от скуки. Архе хватило одного глотка. После него во рту появился такой привкус, словно девушка долго медную проволоку жевала.
— Тьма, дорогая, взгляни, как он обаятелен! — раздался за спиной лекарки не слишком тихий шепот.
Хотя, понижать голос в гуле, который только изредка перекрывал истеричные взвизги скрипок, должных изображать оркестр, было бессмысленно.
— Милая, даже не думай об этом! Не спорю, он безумно хорош, но лучше с ним не связываться. Про него ходят такие ужасные слухи! Говорят, что он лично пытает преступников. И, более того, ему это нравится.
