- Остались, - Моника открывает свой чемоданчик, который так сильно прижимала к себе. В нем было много черно-белых фотографий, гребешок с алой розой и прочие украшения. – Это все принадлежало Лизи, - передает мне одну фотографию за другой. На одной они совсем еще молодые и такие красивые, на другой Элизабет стоит с коляской. Беру одну фотографию за другой. – Как же я без нее теперь. Я не представляю, что она ушла из жизни раньше меня и бросила. Моя маленькая Лизи, - плача шепчет она, глядя на их совместную фотографию.
- Давайте, пора успокоиться. Вы сильная, Вы прошли с ней весь этот путь. И Ваша сестра не хотела бы видеть Вас в таком виде – раскисшую. Я предлагаю Вам сейчас умыться, успокоиться и привести себя в боевой настрой. Сейчас Вы нужны их семье все той же боевой женщиной, которой Вы всегда были. Понимаете?
Моника поднимает на меня удивленный взгляд, и я вижу, что она согласна и понимает, что это важно. Поэтому я поднимаюсь с сиденья, и перевожу взгляд на часы.
- Через семь минут мы начнем снижение. Успеете?
- Я хоть и старуха, но за семь минут управлюсь, - говорит она, выбираясь в проход. – Не думай, что я какая-то развалина, улыбнувшись, начинает идти, но тут схватившись за грудь, начинает оседать на пол. Я подхватываю ее моментально. Старушка тяжело и учащенно дышит, на руке прощупываю пульс – словно таймер секундомера, сердце отбивает бешеный ритм. Твою мать!
Тут же к нам подбегают другие бортпроводники.
- Узнайте, есть ли на борту врач? – говорю им я. – Моника, Вы меня слышите? Моника? – ощупываю ее щеки и лоб. Она вся горит, а руки ледяные. Черт.
- Я, врач. – Подбегает сзади молодой человек.
- Она упала, меньше минуты назад, учащенное сердцебиение, схватилась за грудь. Была в подавленном настроении.
- Это инфаркт. Через сколько мы приземлимся?
Снова смотрю на часы:
- Двадцать минут!
- Успеем. Но нужна реанимация и срочно.
Через двадцать три минуты пилоты посадили самолет в аэропорту Кеннеди, где нас уже ждала карета скорой помощи, на которой увезли Монику. Настроение было ужасным. А что, если это я ее довела своими разговорами и желанием помочь? Может, она бы спокойно долетела и добралась до семьи. Прибирая салон самолета, я замечаю, что чемоданчик остался лежать на сидении. Открыв багажную полку, вижу, что и остальные вещи остались здесь. Сев на сидение я снова беру в руки фотографии ее сестры. Тяжело выдохнув, все-таки меня прорывает, и я начинаю плакать. Мне обидно за все, что произошло на этом рейсе. Чувствую себя виноватой и разбитой. Я так хотела помочь ей, а теперь она из-за меня в больнице. Нервно потираю руками лицо, облокачиваясь на колени локтями. Надо что-то сделать. Я – не я, если не исправлю ситуацию.
