Выслушав князя, я махом осушил бокал, вкуса не почувствовав. Мне это действительно было необходимо, нервы хоть немного успокоить. Голова шла кругом. Что я «попаданец», я уже понял и смирился. Происки науки двадцать первого века. А вот то, что и князь – «попаданец», да ещё и с помощью средневековой магии, это в моё сознание пока ещё никак не укладывалось. Князь не высказал ни слова сочувствия моему положению, это было неприятно, но вполне объяснимо: слова и есть слова. Как говорит одна восточная пословица: «Сколько ни говори «халва, халва», во рту слаще не станет». Так и сейчас. Нет времени скорбеть о невозвратном. Надо срочно адаптироваться. А князь чётко знает, как это сделать. Опыт имеет. И обязательно поможет, если не из чувства солидарности к одномирянину, то из чувства практицизма – точно! Зря он, что ли, передо мной раскрылся?
Князь долил вина в мой бокал. Кувшин стукнул о крышку сундука, а я пришёл в относительно спокойное состояние. Видимо, вино действовать начало. Ещё недавно моё зыбкое положение становилось более прочным и относительно ясным.
– Князь, так ты в пятнадцать лет сюда попал, прямо со школьной скамьи? – спросил я.
– Да. К тому же практически ничего, что здесь пригодилось бы, не зная. Компьютерные стрелялки меня больше увлекали, а не учёба. А ты, как я понял, историей Южной Америки увлекался?
– Мама в университете преподавала историю Латинской Америки. Лекции так увлекательно читала, что их даже записные лентяи не прогуливали. С других курсов прибегали, в аудитории мест свободных не было. Всё мечтала, что съездит туда по турпутёвке. Не успела… А отец больше практикой загружал: учил руками работать, что в слесарке, что в лесу, что в огороде.
– Давай за родителей наших, здешних и тамошних, ушедших в, надеюсь, лучший мир, бокалы осушим. Земля им пухом.
Мы встали, перекрестились и, не чокаясь, выпили. Посидели, помолчали каждый о своём, родном и не забываемом. По моей щеке вдруг скатилась слеза. Я судорожно утёр её рукавом рубашки и тяжко, прерывисто вздохнул. Я не плакал на похоронах родителей, не плакал и потом, приходя к ним на могилку. Отец говорил, что мужчины не плачут, а, стиснув зубы, преодолевают трудности, боль и горе. А сейчас… Напряжение понизилось, нервы чуть расслабились, вот и результат.
Князь подсел ко мне, обнял за плечи и тихо произнёс:
– Успокойся, Илья. Их уже не вернуть. Помнить надо, поминать, но не скорбеть горько и долго. Мёртвым – вечная память, а живым – труды и заботы. Они смотрят на нас оттуда и радуются, когда нам радостно, и грустят вместе с нами. А когда и наш черёд придёт, встретят и спросят, почему жил так, а не иначе. Наши родители жили по совести. Родину защищали, детей и хлеб растили. Богу молились, чтобы хлеб уродился, а дети выросли сильными да умными, и уже сами продолжили их дела и жили по совести, как они. Утри слёзы, воин. Вдруг кто войдёт, а ты как барышня кисейная.
