— Я хочу пить, — прошептала Одри. — Что-то не так. Я чего-то не учла. Не подумала. Не могу вспомнить.
— Где Сережа? — повторила я.
Одри вдруг расхохоталась — ненормальная, совершенно чокнутая девица — ей было наплевать на то, что она в тюрьме. Может быть, она даже не до конца осознавала, что это тюрьма. Она сконцентрировала взгляд на мне.
— Я так хотела, чтобы ты отсюда убралась. Почему ты до сих пор здесь? Я поверить не могу, что ты так и не улетела в свою чертову Россию. Все было бы иначе, если бы ты убралась к себе.
— Поверь, Одри, я до сих пор здесь, потому что ты сожгла все мои документы. Парадокс, да? — усмехнулась я. — Я ухожу. Мне нечего тут делать. Не нужно было мне сюда приходить.
— Подожди, — испуганно проговорила она. — Мне нужно присесть, — Одри тяжело опустилась на пластиковый стул.
Ее речь, взгляд — все поведение было совершенно безумным. — Не уходи. Я еще не сделала то, зачем пришла. Я должна, должна сказать тебе кое-что, но боюсь. Это все-таки страшно. Понимаешь?.. Нет, ты не понимаешь, каково это. Я ненавижу тебя! Чего в тебе есть такого особенного, чего нет во мне? Если бы я могла, я бы стерла тебя с лица земли, чтобы он больше никогда не смотрел на тебя так, как в тот день на приеме. Как смотрит сейчас. Мне так жарко…
Одри снова припала к бутылке с водой. На этот раз она допила ее содержимое до конца и откинула в сторону.
— Кажется, ты хотела мне что-то сказать. — напомнила я. — Так скажи мне, Одри, где Сережа! — Мне вдруг стало не по себе и так страшно, словно я была не в комнате для посещений, а снова на той парковке в Авиньоне. Страх накрыл меня с головой. Катастрофа неотвратима, волна уже поднялась и летит по поверхности океана.
— Я не знаю, где этот Сережа! Откуда мне знать? — ответила Одри и рассмеялась. — Ты решила, что я скажу тебе, где твой Сережа? Почему?
— Ты посылала видео в полицию, ты знаешь что-то.
— Да, знаю. Я знаю, — кивнула Одри, и в ее глазах промелькнуло злое отчаяние. — Мне показалось, что она стала даже бледнее, чем когда вошла в комнату.
— Почему ты молчишь? Скажи, что тебя удерживает? Чего тебе терять теперь? Разве не для этого ты позвала меня?
— Мне так жарко! Со мной все не так! — Одри вдруг невероятно разволновалась, ее зрачки расширились. Закрыв глаза ладонями, она вскочила со стула и попыталась вылезти в окно, как будто в зале для посещений она обнаружила вдруг нечто чудовищное. Она окончательно обезумела, и я, не зная, что делать, в ужасе глядела на то, как ополоумевшая Одри вдруг бросилась на пол. Она визжала и отбивалась. Охранница — та удивительно некрасивая и злая женщина — принялась кричать и звать кого-то, пыталась успокоить Одри, даже схватила ту за руки, но Одри вырвалась. Уж я-то знаю, какой сильной может быть Одри. Какой безумной. Одри оттолкнула охранницу, ударив ее обеими ногами в живот: сначала подогнув ноги, а потом резко распрямив, как сжатую до предела пружину. Охранница взвизгнула, охнула от боли и осела на пол. Прибежали другие — они набросились на Одри все сразу. Их свара напомнила мне дикую, запредельно сюрреалистическую кучу-малу, но потом вдруг раздался чей-то пронзительный крик, и вся толпа подпрыгнула, разом отшатнувшись от Одри. Тишина длилась долго, словно все мы разом лишились голоса.
