— Это не мое дело, — пожал плечами Юсуф, но уже без враждебности. — Но даже если бы знал, не сказал вам. Я не вправе, вы ведь понимаете…
— Вы ведете себя так, словно это мы подожгли машину Одри, — возмутилась я, но Марко прервал меня жестом, как если бы пытался защититься ладонью от яркого света.
— Даша, не надо. Может быть, вы сможете передать Одри от меня, что я не держу на нее зла? Я любил ее, я и сейчас… — Марко замолчал и некоторое время собирался с силами, чтобы продолжить. Юсуф молча смотрел куда-то мимо нас, старательно показывая нам всем, что он только исполняет профессиональный долг.
— Марко, я все передам, — пообещала я.
— Мне безумно жаль, что так вышло, что она не любила меня так же, как я ее, расстроенно произнес Марко. — Я лишь хочу, чтобы ей передали: я готов помочь чем угодно. — Марко хотел сказать что-то еще, но замолчал и пошел к своему черному авто. Чуть отойдя, он обернулся. — Даша, я говорил про самолет совершенно серьезно. Вы обидите меня, если полетите каким-нибудь экономом. А вам нельзя меня обижать, ведь мы с вами — уже почти семья.
— Спасибо, Марко!
— Идем-те, Дариа, — поторопил меня Юсуф.
* * *
Потребовалось больше часа, чтобы попасть внутрь тюрьмы Флери-Мерожи. Только на пропускном пункте я поняла, зачем Марко приехал — безо всех этих документов на французском меня бы ни за что не пропустили внутрь, тюрьма была объектом режимным и охранялась со всей необходимой строгостью. Впрочем, это вовсе не означало, что место производило удручающее впечатление. Напротив, к моему удивлению, внутри тюрьма напоминала большую современную школу со светлыми стенами. Идеально чистый пол с линиями-направлениями указывал посетителям, куда идти. Было ощущение, что я просто пришла навестить старого знакомого.
Старую знакомую, которой не удалось меня убить.
Помещение для посещений оказалось довольно просторным, с достаточным количеством столов и пластиковых стульев — ничуть не напоминало растиражированные в фильмах чудовищные тюремные переговорные с телефонными трубками по разные стороны от бронированного стекла. Юсуф пояснил, что такие послабления возможны, так как сюда приходят навещать тех, кто еще не осужден. Невиновен до оглашения приговора. Презумпция делала Одри сейчас куда менее виновной, чем когда я видела ее в последний раз. Это было проявлением демократии. Когда она целилась в меня из пистолета, сомнений ни у кого не было. Теперь все ждали решения присяжных.
