— Мне продолжить? — полушутливо поинтересовался Андре, когда его большой палец снова проник мне в рот. Я, обсасывая его палец, попросила не останавливаться и пообещала быть самой послушной девочкой. «Трахни меня как следует», — попросила я.
Андре отпустил мои волосы. Приподняв, он обхватил меня двумя руками за ягодицы и прижал к себе. Его жадные губы терзали мои груди, сжимали соски, целуя и покусывая их. Я только запрокидывала голову и выполняла его приказание ласкать себя.
— Да-да, ласкай себя, но не кончай, слышишь. Я не разрешаю. Ты будешь кончать только на моем члене и только когда я скажу, — заявил он, и я чуть было не кончила от одних только этих слов.
В какой-то момент Андре уложил меня на бок — усталую и истерзанную, выпоротую, «хорошо подготовленную», как он выразился. Андре нежно запрокинул мою руку наверх, чуть повернул меня, раздвинул мои ягодицы и вошел в меня сзади, впечатываясь в мое тело сверх меры возбужденным членом, удерживая и управляя мною сильными, глухими к моим жалобам и стонам руками. Он брал меня, целуя в шею, обнимая, буквально вжимая в себя, прикасаясь пальцами к чувствительному, возбужденному до болезненности клитору.
— Уже можно, — прошептал он мне на ухо и тихонько прикусил мочку.
Мне кажется, именно так и выглядит нирвана. Сознание почти покинуло меня, я была где-то между мечтой и блаженством, оргазм только завершил начатое. Тело будто пело, и я изгибалась, продолжая отдаваться и брать, раскрываясь под пальцами, надеясь на продолжение.
Я долго потом лежала молча, запоминая, лелея каждый вдох, трепетание тела. Мне хотелось запомнить это ощущение, чтобы потом в любой момент вызвать его в памяти, если Андре не будет рядом.
— Ты что, плачешь? — спросил Андре после, ибо не мог понять, чего это я там хлюпаю, уткнувшись ему в грудь. — Я сделал тебе слишком больно?
— Да, — кивнула я, нежно целуя его сильную грудь. — Слишком больно.
— Прости, прости, девочка, я никогда не могу вовремя остановиться. Покажи, где болит? Вот же черт!
— Мне слишком хорошо… — промурлыкала я. Андре приподнялся на локте и посмотрел на меня озадаченным взглядом. Я выглянула из-под края подушки, хитро улыбаясь, и тут же вернулась к любимому делу — стала целовать его тело, волосы на груди, животе — темную линию, идущую вниз от груди, его шрам от аппендицита.
— Ну, ты и птица, я тебе скажу! — проворчал он, обнимая меня покрепче.
— Ты даже не представляешь себе какая, — кивнула я, чувствуя, как твердеющий член снова утыкается мне в бок.
