— Ты похожа на деревенскую простушку, приехавшую в Париж на рейсовом автобусе, — тихо рассмеялся Андре, отбросив верх от купальника в сторону. — Не хватает только веснушек.
— Если хочешь, их можно пририсовать, — предложила я, стараясь не обращать внимания на то, что моя грудь обнажена. — Если уж тебе нравится такой образ, еще нужна жвачка, чтобы я жевала ее ежесекундно и периодически надувала пузыри. Тогда я буду простушкой из Америки. Знаешь, а если сделать пару хвостиков, то я вообще стану похожа на деревенскую простушку-малолетку.
— Ты считаешь меня извращенцем, — не спросил, а со смехом заявил Андре, вытаскивая откуда-то из шкафа гостиной мою новую сумочку, которую я приобрела накануне. С тех самых пор как я вернулась из Авиньона, я жила как бесплотный эльф: ни вещей, ни документов. Большую часть личного имущества забрала полиция, что-то осталось у Андре.
— Мне не нужно и минуты, чтобы понять — ты самый настоящий извращенец, — ответила я, пока Андре с самым невозмутимым и независимым видом принялся раскрашивать мне губы красной помадой.
— Да, так, — пробормотал он деловито, отступив на шаг.
— Любуешься своим творением? Не думаю, что я похожа на Мону Лизу, — фыркнула я, чувствуя на губах толстый слой помады. Но это было не все, Андре достал откуда-то щетку и принялся расчесывать мои волосы. Делал он это с большим и явным удовольствием, продолжая проводить щеткой по моим волосам даже после того, как они могли считаться совершенно уже разглаженными и избавленными от любого беспорядка. Затем Андре нежно перебросил волосы мне за спину и провел пальцем по тому месту, где ткань ворота врезалась мне в руку — здесь тянулась тонкая, чуть покрасневшая полоса.
— У тебя такая нежная кожа. Я бы не хотел испортить твою красоту, — с сожалением пробормотал он, словно это было совершенно неизбежно. — Но мне так нравится, когда твое тело носит на себе следы моего вторжения.
— Я помню. Тебе хочется яростно трахать и нежно защищать меня в одно и то же время, — сказала я, и Андре судорожно вздохнул. Он потянул ткань вниз, и футболка с надписью «I love France» упала на пол — сегодня я надела ее в первый и последний раз.
— Пожалуйста… — начал было он, но не договорил, столкнувшись с моим взглядом, — я чувствовала себя как человек, уже привязанный к резиновому жгуту, заплативший за развлечение вперед и готовый спрыгнуть с моста — в надежде на наслаждение, с риском разбиться, если веревка не выдержит. Я кивнула и чуть приоткрыла губы, совершенно забыв, как, должно быть, пошло и дешево смотрюсь с этой красной помадой на губах, да еще и полунагая, простоволосая, с торчащими вперед твердыми темными сосками. Безо всякой команды Андре я опустилась вниз и встала на колени, затем села на пятки, положила ладони на колени и выпрямилась, оставив оголенную грудь на полное обозрение. Я чуть запрокинула голову и едва заметно приоткрыла губы, словно призывая сделать со мной, с моим телом все то, на что доселе Андре не решался. Чтобы не осталось никаких сомнений, я чуть развела колени в стороны. В дурацких шортах, с темными следами на плечах я стала — само воплощение вседозволенности, и меня трясло от мысли, на что именно я толкаю Андре.
