Двадцать какой-то год.
В каком-то зеленом городе.
Желтое лето. Пыль. Верблюды и дыни.
А по утрам находят людей
С перерезанным горлом.
Мусульманам внушает городская газетка
О бедах Румынии.
На базарах,
Везде, где толкаются с деньгами,
Ходят сборщики МОПРа с крупными
кружками.
— В Руре гибнут рабочие…
— Брысь от меня, бездельники!
Разве с кружками просят золото!
Надо с оружием!
Хо-хо-хо!
Ходят сборщики МОПРа,
Злые, в рваных халатах,
И, намаявшись, тащат в райкомы
Нищую медь.
Младший сын Бек-Назара,
Подумав, сказал:
— Ну, ладно,
Я — секретарь.
Мне надо уметь.
«Мусульмане!
Сегодня над миром аллаха идет курбан-айт —
Великий мертвенный праздник.
Сегодня готов аллах простить нам
Грехи великие за щедрость великую нашу!»
У дувала мечети хаджи Бек-Назара
Ярмарка нищих!
Каждый тащится на собственном ишаке.
Сидят и стоят разноцветные,
Сотни, если не тыщи,
Восток мой велик и в богатстве и в нищете!
Бывшие аломаны рисуют на лицах грусть!
в драных мехах!
Пыль горячая, как на пожарище!
Митька в грязной чалме тянет солдатский
картуз!
— Подайте на горькую, ради аллаха,
товарищи!
Гордо верблюды проходят, пыля,
В кости под сенью урючин режутся,
Улочка — узенькая Земля,
Воины, встретившись, не разъедутся.
В чоновских бутсах из кожи свиньи,
В куртке, с наганом сын Бек-Назара
В шеренге нищих кружкой звенит,
Смотрит прищуренными глазами.
— О-о! Люди! Чтоб я ослеп!
Он собирает таньгу на калым!
— У Советов нет золота, чтоб заплатить
За красавицу Гюль!
— У хаджи Бек-Назара не хватит волос,
Чтоб сединой за позор расплатиться!
— Сын Бек-Назара стал нищим,
Поможем ему, правоверные!
И под халатами ищут
Потные револьверы.
— На!
Как в лицо.
Первый пятак
В кружку летит плевком.
— На!—
Это счастье — бросить медяк
Сыну хаджи Бек-Назара.
Богатые мстят от души:
— Да помянет тебя ревком!
Бедные мстят торопливо ему
За отца, подлеца Бек-Назара.
Бухарское золото и советское серебро!
Срывают тугие перстни с жирных пальцев!
— На!—
И халаты хивинского шелка.
— Ох, и добро!
Нищие злобно встают и завистливо пялятся,
И, подражая, швыряют
С презрением ветошь,
Смачно плюются,
Отходят, искусно дрожа.
Солнце, зачем ты так весело светишь!
Каждый твой луч на щеке,
Словно отблеск ножа.
Почернело лицо у дувала отца,
Глаза, как две черные раны,
Над их головами горят.
— На!—
Так полосуют мясо лица.
Так в последнем бою обреченные
— На!—
Говорят.
«Тот может плеваться,— пока богат.
А ты почему засучил ногами!
