— Что опять задумали эти бесенята? Наверное, решают, куда бы еще направить свою энергию, у них ее хоть отбавляй, — заговорила она уже как психиатр.
Тот же вопрос задал себе и я, но теперь у меня появилось предчувствие, что нам с Мартой действовать не придется.
— Глядите, — вдруг сказал я. — Они вовсе не бесенята, о, нет! И никакие не сумасшедшие! Аликс с Марком поняли, чем может обернуться этот безудержный разгул фантазии, и сами остановили его. Смотрите же, Марта. Неужели вы ничего не видите?
Она наконец открыла глаза — до этого ее веки, казалось, были намертво сомкнуты — и тут же воскликнула:
— Безумие! Да вы и сами сошли с ума!
Марта кинулась было бежать, но я силой удержал ее и заставил смотреть на сделанное полтергейстерами. Да, забыл сказать, когда мы поднялись на площадку, мальчики и девочки, просунув руки через решетки, словно тянулись друг к другу, и только Аликс с Марком стояли, как и прежде, неподвижно и безмолвно улыбались друг другу. Когда стих барабанный бой (а он определенно служил каким-то сигналом — в этом я был просто уверен), полтергейстеры, один за другим, зачарованные поведением двух основных героев, решили последовать их примеру. Все руки вдруг разом исчезли. И дети, опять-таки подражая Марку и Аликс, одновременно, как сговорившись, отпрянули от решеток к стенам палат.
Я тотчас сообразил, что это могло означать. Психическая энергия, энергия разума нашла себе новый выход, как бы подтверждая мои тайные надежды, лелеемые совсем недавно. Нет, это был не сон. И подтверждением тому был вскрик Марты. Нам обоим было хорошо видно, как прутья двойных решеток, установленных так, чтобы снаружи нельзя было разглядеть, что происходит внутри, сначала внезапно побурели, потом вдруг раскалились добела и начали медленно плавиться, превращаясь в капли жидкого металла, стекавшие во двор. То же самое произошло и с массивными железными рамами, к которым намертво были приварены прутья решеток. И теперь тысячи пар детских глаз могли смотреть друг на друга из корпусов Д и М, не встречая перед собой никаких препятствий.
Что же было потом? А потом свершилось чудо, непередаваемое словами, но я все же попытаюсь его описать, хотя закоренелые скептики, к числу которых когда-то принадлежал и я, мне просто не поверят, однако людей пытливых, привыкших объективно смотреть на явления, ошибочно называемые сверхъестественными, и кто, как и я теперь, верит в безграничные возможности человеческого разума, тех, думаю, рассказ мой ничуть не удивит.
