- Теперь все делается не так, как прежде, не правда ли? - начал прощупывать собеседника Кафка.
Паркер знал, что он хотел сказать: прежде никто не мог непосредственно, связаться с Паркером. Всякий, кто хотел поговорить с ним о деле, должен был действовать через некоего Джо, бывшего заключенного. Но Джо умер, и это явилось еще одной неприятностью.
- Я сейчас переодеваюсь. Понимаешь? Ты слышал, что случилось с Джо?
- А что случилось?
- Он умер.
- А-а... Я пытался тебе туда позвонить, но никто не подошел.
- Вот поэтому и не подошел.
Кафка сделал небольшую паузу и произнес:
- Я позвонил тебе просто так, чтобы узнать, как ты поживаешь. Ты сейчас работаешь?
- Подыскиваю себе место.
- Желаю удачи.
- Спасибо.
- Если увидишь в своих краях малыша Боба Негли, передавай ему привет.
- Хорошо, - ответил Паркер.
Он понял, что Кафка сам не хочет ехать к нему, а пошлет малыша Боба.
- А Боб знает о моем лице? - осторожно спросил Паркер. Паркер сделал себе пластическую операцию, значительно изменившую его лицо, и после этого с малышом Бобом не встречался.
- Знает, - коротко сказал Кафка.
Малыш Боб прибыл через день, ночью. Паркер лежал одетый на кровати в мотеле и смотрел телевизор, не включая звука. Когда раздался стук в дверь, он вскочил, выключил свет, телевизор и только тогда открыл дверь.
Это пришла Магда, владелица мотеля. Ей стукнуло шестьдесят. Она была одной из немногих проституток, сумевших сберечь свои деньги. К старости она купила себе этот мотель. Чрезмерная болтливость и нервность помешали ей стать владелицей борделя. Теперь Магда содержала мотель, комнаты которого сдавала по часам. Кроме того, ей доверяли люди типа Паркера. Они или укрывались у нее, или использовали мотель для организации встреч и совещаний.
Магда вошла в комнату, закрыла дверь и объявила:
- Пришел малыш Боб. Хочешь с ним поговорить? Она была все еще стройной. В прежние времена ее за это особенно ценили. Свои седые волосы, грубые и непослушные, она коротко подстригала на итальянский манер. На месте выщипанных бровей она провела черные линии. Длинные ногти блестели ярко-красным лаком. Губы, однако, она почему-то не красила совсем. Ее рот казался бледным шрамом на худом, морщинистом лице.
Одевалась она как молодая: светлый свитер и эластичные брюки, длинные серьги и звенящие браслеты. Старческое тело маскировалось молодежной одеждой. И, видимо, не зря. В нем жила молодая душа.
- Малыш Боб сидит в комнате позади моей конторы. Будешь там с ним говорить, или привести его сюда?
