Хреновинка [Шутейные рассказы и повести] | страница 76
— Да что ты с ним канитель-то разводишь, — крикнул Гаврила, — ты требуй!
Кум человеку по-английски, дескать, так и так, вот землячок приехал, нельзя ли тайно. Нет, нельзя. Но ведь они могут заплатить вдвойне, втройне. Тогда человек припугнул полицией. Приятели встали и ушли.
— У нас, в Штатах, такой закон опубликован, что виноградное вино подается в малых дозах только при обеде или при завтраке. А больше ни-ни, — вразумлял Гаврилу кум. — И в продаже нет. Но из создавшегося положения имеется верный выход.
Зашли в другую ресторацию, опять потребовали два завтрака, съели, выпили.
— Пойдем по порядку дальше. Идея верная.
В следующей ресторации кум только вилочкой потыркал в пищу, а винишко выкушал. Гаврила съел и выпил. Стало веселей, чуть в голову, чуть в ноги бросилось.
— Насчет удовлетворения аппетита, я наелся, — сказал кум, слегка рыгнув, — размер же выпивки надо сильно увеличить.
Гаврила с гордостью прислушался, как складно рассуждает кум, вытер усы, сказал:
— Я тоже голосую за.
В четвертой ресторации кум только выпил. Гаврила же кой-как вилочкой потыркал в пищу и — тоже выпил.
— Теперь к тому подходит, что я могу песню разыграть, — подмигнул бельмом Гаврила. Но кум погрозил ему указательным перстом, Гавриле же показалось, что кум грозит двумя перстами и люстра под потолком качаться начала.
В пятой ресторации только выпили, а пищу — котлеты с макаронами — Гаврила Веретенкин запхал в карман.
— Ах, как весело в Америке, — сказал он и хотел заплакать.
— Пойдем, — сказал кум. — Тут больше не дадут, а желательно давление паров усилить. Механику учил?
Еще зашли в шестую и седьмую ресторацию. Седьмая — была последней, потому что Гаврила закричал на человека:
— По какому праву качка допускается? Я требую ошвартоваться… Эй, сыпь к бережку!.. левый борт!.. Крути, Гаврила!.. Стоп!..
Кум зажал ему рот и успокоил:
— Ты на корабле, что ли? Здесь исключительно твердое место, как гранит.
Но все качалось.
Вышли на холодок, на улицу. Шли очень прямо, бодро, В обнимку, разумеется. Гаврила легонечко икал и похохатывал, склонив голову на кумово плечо. Шли прилично, твердо, но народ от них отскакивал, как от ледокола лед, а тротуар юлил туда-сюда.
Не прошли и десяти шагов, сгреб их за шиворот толстый полисмен, накинул на руки светлые цепочки и подвел к какому-то столбу. Гаврила все еще продолжал икать, полисмен же что-то пролаял в самый столб, в трубку, и не успел по-настоящему закрутить усов, как подъехал очень чистенький автомобиль.