Анархия в Сибири [сборник статей] | страница 65

Губернатор Моллериус в шутку грозился Попову завести дело о конспиративной квартире в редакции «Восточного обозрения» и сношениях с арестантами. «Да что с вами поделаешь, когда сам граф Кутайсов (один из генерал-губернаторов Восточной Сибири — И.П.) готов возить письма Толстого, а про Сипягина и Лятосковича я уже и не говорю: они сами толстовцы».

Лев Толстой и его поклонники из Иркутска

Сипягин и Лятоскович действительно были необычными тюремщиками. При них Александровский централ стал образцовой тюрьмой, в которой исчезли розги, кандалы и даже заключение в карцер было отменено. Пища и одежда арестантов были таковы, что им завидовали вольные крестьяне. В тюрьме организовали несколько мастерских, треть дохода от которых шла на счет каторжан, открылась школа, были созданы театр и оркестр.

Идеалом Сипягина и Лятосковича был знаменитый доктор Гааз, помогавший узникам Петропавловки и Шлиссельбурга. Сам Лятоскович за участие в польском восстании 1863 года был сослан в Сибирь и на себе испытал прелести пенитенциарной системы. По отбытии наказания он поступил на службу в тюремное ведомство именно для того, чтобы облегчить участь заключенных. Когда в 1897 году в Александровский централ приехал профессор Дижонского университета Жан Легра и увидел, как Лятоскович дирижирует тюремным оркестром, он восхитился: «Это не тюремщик, а маэстро! Арестанты — не арестанты, а публика, аплодирующая артисту!».

Толстой и буддизм

Однажды Иван Попов посетил гусиноозерский дацан и услышал от его ширетуя (настоятеля) Гомбоева восторженные отзывы о Толстом, учение которого близко к учению Будды. В 1903 году Попов приехал в Ясную Поляну и впервые встретился с писателем лично, тогда как их переписка продолжалась уже девять лет. Попов был изумлен эрудицией Толстого по религиозным вопросам. Писатель резко высказался против насильственного обрусения сибирских аборигенов, с возмущением говорил о стеснениях, в которые поставлена ламаистская религия.

— Насилие никогда не достигает цели, а дает обратные результаты, — сказал он. — Но особенно оно возмутительно в делах веры. При всей своей симпатии к ламаизму Толстой неодобрительно отзывался о «живых богах» —

перерожденцах. В то время ургинский Хутухта воплощал в себе душу тибетского святого Банчена, а Далай-лама из Лхасы — бодисатву Арья-боло.

— Насколько красив и поэтичен миф об Арья-боло, настолько безобразна идея воплощения, — заметил Толстой. — Духовенство всюду одинаково — высокую идею облекает в грубые реалистические формы, чтобы подавить мысль человека.