Без двадцати десять он оделся. Завернув плавки в полотенце, он положил сверток на столик у входа, рядом с неприятным конвертом и чеком. В этот момент раздался звонок в дверь.
Было без десяти десять.
“Кто бы это мог быть? — подумал Дунстан. — Ведь Гарри никогда не заходит раньше времени”.
Пол Дунстан подошел к двери, открыл ее. Действительно, это был не Гарри. Перед ним стоял улыбающийся парень, очень уверенный в себе. В руке у него был плоский бумажный пакет.
— Пол Дунстан? — спросил он.
Его лицо показалось Полу смутно знакомым. Возможно, этот тип был из Тэйлора. А может, Дунстану это просто почудилось...
— Да, — ответил он.
— Мне очень жаль, — сказал он, все так же улыбаясь, — но я до сих пор не знаю, что мог сказать тебе О’Хара!
Пол Дунстан среагировал медленнее, чем во время службы в полиции. Он не успел сделать и движения, как из бумажного пакета появился пистолет с глушителем...
И было уже слишком поздно что-либо предпринимать...
Не издав больше ни звука. Пол Дунстан упал у двери...
— Ваша проповедь замечательна, ваше преподобие! — с чувством произнес Георг Фаррел.
Судя по выражению лица пастора, тот знал, что служит только фоном.
— Рад, что вам понравилось, мистер Фаррел.
Фаррел продолжал трясти руку пастору, держа в своих и не давая ему высвободиться. Краем глаза Фаррел наблюдал за Джеком, скромно стоящим в стороне. Джек должен подать ему знак, когда фотографы и камеры, направленные на них, закончат съемки, и лишь тогда он выпустит руку пастора.
Фаррел, стоя перед церковью в ярком солнечном свете и любезно пожимая руку пастора, воплощал собой идеал американцев. И он это знал.
Высокий, дородный, с внешностью банкира и профилем киноактера. “Только представьте себе этот образ, господа избиратели, — как бы говорил всем своим видом Фаррел, — и сравните с любой фотографией Альфреда Уэна, с его крупным носом, мешками под глазами, и со всей его довольно жалкой внешностью, и вам станет ясно, кто достоин быть избранным в мэры!”
Несколько минут спустя Джек поднял руку, якобы приглаживая свои короткие волосы. Это был знак, и Фаррел приветливо улыбнувшись пастору, выпустил его руку.
— Продолжайте вашу полезную деятельность, ваше преподобие, — сказал он на прощанье.
— Вы тоже, мистер Фаррел, — ответил пастор без всякого выражения.
“Я ненавижу тебя, старик”, — подумал в это время Фаррел.
Улыбаясь, он отвернулся от пастора, и привычным жестом коснулся локтя Элеонор. Разумеется, она была там, где и должна быть: рядом со своим мужем. Уверенная в себе, достаточно привлекательная. Что такое общественный деятель без своей жены, которая всегда рядом?
