— Что ты сделал? — прозвучало в ответ, и голос говорившего сделался неожиданно сухим и резким, как бы металлическим — Карр похолодел, потому что ему почудилось, он уже слышал эти интонации — и не раз; последний — в том, оставившем по себе неизгладимую память, видении его неудавшейся «миссии».
— Что ты сделал? — повторил его, теперь уже, казалось — судия: — Ты пришел сюда, куда тебя никто не звал, и — больше из любопытства и от скуки — так надругался над живою плотью, что сама земля не перенесла этого, скрылась в пучине безумия; ты смутил чад моих возлюбленных и прельщенные твоим — мнимым, поверь мне — могуществом они поклонились тебе и тяжко согрешили предо мною — столь тяжко, что даже ты понял это и содрогнулся; и за то стерлись они с лица земли — я извел их, понимая, что семя мрака, брошенное в их души, взойдет потом растением зла; земля их, которую ты посетил, реки и леса, некогда суровые, но могучие и плодородные, измельчали и поредели, населились другими племенами, вполовину не столь прекрасными и сильными, как то первое, павшее от наших с тобою рук. Теперь ты пришел сюда и — смотри, сколько горя и доселе неведомых здесь мучений ты принес — бедной, случайно попавшейся тебе на пути девушке, что предпочла грех предо мною безумному страху перед тобой; матери этого, также случайно подвернувшегося тебе мальчика, в чьем образе ты стоишь сейчас здесь, но чья душа скитается и будет теперь уже во веки веков скитаться в мрачных призрачных долинах забвения, так что даже я не могу вернуть ее оттуда; наконец, смотри — даже природа вокруг начала хворать и вырождаться, леса — редеть, почва — истощаться; доброе зверье уходит, или погибает и сменяется вороньем и крысами, даже собаки дичают и сбиваются в разбойничьи шайки — за осень и зиму пострадали уже два ребенка; девочка, боюсь, не выживет, придет ко мне до срока. Уже было в городе два убийства, не в пьяной кабацкой драке, а тщательно и сознательно спланированных и исполненных — один убийца, пожилой, кстати, солидный в прошлом человек, все же попался, другого пока ищут…
Беду ты несешь туда, где появляешься, Карр, таким и для того уж ты создан… — голос перестал быть резким, обрел глубину и вместе с нею — искреннюю печаль. — Уходил бы ты отсюда, — закончил он почти просительно.
В продолжение всей этой речи бедный Карр застыл, ошеломленный. Зачитанный ему перечень деяний, совершенных им на этой земле, потряс его — он никогда не давал себе труда задуматься и посмотреть на вещи таким образом, окинуть всю историю своего появления и бытия здесь одним взглядом.
