И мужчина наклонил голову, чтобы я могла рассмотреть свежую ссадину. Н — да, знатно она его огрела. Шишка здоровенная, ссадина еще свежая, но уже не кровоточит.
— Наклонись, — потребовала я, найдя в сумке баночку с мазью.
— Зачем?
— Мазь у меня есть лечебная. Намажу — быстрее заживет.
Вигго насмешливо сощурил на меня свои темно — карие глаза.
— Ну, теперь понятно, как вы с ней уживаетесь. Лица разные, а суть одна.
— Ты это чем?
— О тебе и красавице, подруге твоей. Дурные вы обе. Что тебе моя шишка?
— А, что тебе Улла? — фыркнула я, и, схватив его за ухо, потянула на себя, — Не рыпайся. Во — о так.
Жирным слоем намазала шишак, когда вор заскрежетал зубами, подула на ссадину, значит, действует.
— Несколько минут будет очень чесаться, но ты терпи — чесать нельзя. И на грудь мою прекрати пялиться — я, между прочим, замужем.
— Чево — о? — вытаращился на меня Вигго, — Серьезно, что ли?!
— Серьезно, — вздохнула я.
— Что‑то невесело. Не любит?
— Да, кто такую полюбит? — махнула рукой, и, закупорив баночку, положила ее во внутренний карман сумки.
— Странно, — нахмурился Вигго, — Вроде разные, а взгляд одинаковый. Девочки, что с вами двумя, вы словно на смерть обреченные.
Я отшатнулась, мысленно костеря не в меру проницательного вора. Вот же ж, дал Светлый мозги, жаль применяет он их не в том направлении.
— Что‑нибудь еще?
— Пока все.
— Тогда я пошла. Ах, да, сегодня состоится банкет в честь наступления дня последней вьюги. Улла и Эдит пойдут в сопровождении нашего с Ритой приятеля. Попроси своих приглядеть за ними.
— Я сам буду рядом, — буркнул вор, и, выведя меня из подворотни, подтолкнул в спину, но, когда я обернулась, Вигго уже и след простыл. Шустро, однако. Я так не умею.
Мое сознание вернулось с тупой и ноющей болью в затылке. Я издала нечленораздельный звук и попыталась разлепить веки, но когда мне это удалось, болезненно зажмурилась. Тусклый свет газовой лампы, направленный мне прямо в лицо, больно резанул по глазам.
— О — о, — вырвалось у меня из глотки.
— Тихо парень, тихо. Не спеши, — услышала встревоженный голос Вигго, который, только я начала приходить в себя, наклонился, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Что…?
— Не двигайся. Хорошо она тебя приложила. Сколько пальцев?
Я часто заморгала, и, наконец, выдавила:
— Два.
Казалась, голова вот — вот треснет, разломится на несколько частей.
— Что произошло? — превозмогая боль, повторила попытку, выяснить, почему сижу в каком‑то темном безлюдном проулке, прислоненная к холодной каменной стене и чувствую себя, как вдребезги разбитый кувшин.
