* * *
— Да-а, — резюмировал Зигмунд. — Остросюжетная биография у вас господин Соловей-разбойник. Кстати, Илья Муромец служит теперь командиром погранотряда и велел передать тебе его пламенный привет и сказать, что он тебя помнит и даже, наверное, немного любит… как боевого товарища.
— А вы все: пидор, да пидор… — растрогано проговорил русский Дон Корлеон и чувственно прослезился. — Я Илюшу тоже век не забуду…
— Ладно, дед не обижайся, — вступил в разговор Афоня. — Мы не по злобе. Просто пидоров не любим. Да и за что их любить, мы же не голландцы какие, а русские люди — великая нация…
— Попер великодержавный шовинизм, — закатил глаза косолапый. — А скажи, как местный рэкетир, правильно ли мы движемся в сторону Дербента?
— Аккурат, — молствовал Соловей. — Дойдете до моря Иранского, и вдоль побережья шуруйте, а там не промахнетесь. А куда после Дербенту пойдете?
— Да есть, одна мыслишка, — стал нагонять тумана Афоня. — Думаю оттельдова еще до Индии прошвырнуться.
— Во, классно, — преобразился пенсионер разбойной деятельности. — Привези мне Афоня «Камасутру», а?
— Я вам всем чё, транспортная компания что ли? — забузил Афоня.
— Ну, тебе что тяжело, у тебя есть медведь и вон конек Квазимода. А книжка она места много не займет, а мне старику будет радости, глядишь, напишу сексологический труд для будущих покорителей женских сердец и прочих рабов собственных гениталий.
— Нет, быть может, это раритет какой индийский, а мне проблемы с таможней не нужны.
— Афоня-друг, я тебе дам живой виагровой воды, каплю капнешь себе в кубок, и все — любая красотка твоей будет, а ночи наполнятся неутомимым и разнообразным сексом.
— Ладно, хрен с тобой, давай свою воду, пошукаю в Индиях твою книгу и отправлю с оказией наложенным платежом, — согласился путешественник.
А Зигмунд усмехнулся и подумал, вот ведь старый онанист, на погост понесут, а все дрочить собирается в расчете на утреннюю эрекцию.
Засим и распрощались. Друзья подались на юг, а Соловей-разбойник направился к луже своей лечебной грязи, которая на поверку оказалась обычным коровьим навозом. Доверчивыми с годами становятся пожилые люди. Кто-то посмеялся над стариком, а он, простая душа, и поверил, что коровье говно вылечит его от подагры и прочих старческих недугов. Эх, старость — не радость. Ведь, зачастую только из-за того, что пожилого человека каждый мудак обидеть, не только может, но и всегда норовит, потому и живут они, бедолаги, как дворняжки, ожидая все новых жизненных ударов. Причем глумления над беззащитным всегда происходит, хоть и не по злобе, но с непременным циничным удовольствием. Как будто чаша сия — немощи старческой, минует самого обидчика. И вся жизнь русского дона Карлеона — Соловья-разбойника, яркое тому подтверждение. Покуражился в молодости, теперь отвечай, и основательно подорванным здоровьем, и моральной униженностью, и обидами от окружающих тебя более молодых и здоровых.
