Ветер противоречий [Сборник] | страница 74

И так — до скуластого железнодорожного перрона, у которого сновали в поисках чего-то съедобного голуби. Правда, были они не такие сизые…

Жеманницу и инженершу человеческих душ поселили в «голубиную» комнату вопреки всем общежитским правилам. Философической наружности электрик, которого так и не дождался заочник, починил выключатель и ввернул яркую лампочку. Кроме того, торжественным образом раскаталась ковровая, впрочем, вытертая до плешивости дорожка. Исключительно для того, чтобы не спотыкаться о бугристый линолеум. Жеманница сразу пришла в поэтический восторг, когда с ее вселением на подоконнике появились благородные голуби. Она, кровное дитя хрущевских пятиэтажек, из птиц близко знала плакатно-белых голубей мира с растрепанными ромашками в клювиках да живых прозаичных воробьев. А также — отдельно — пустоцветных бабочек городских окраин.

Неописуемо пернатые, воркующие до эротических стонов и оставляющие свою птичью клинопись мокрыми лапками на подоконнике, голуби покорили ее.

Жеманница и сердцеведка, конечно же, усмотрела высокий смысл в присутствии голубей. Не вдохновение ли это посещает ее в облике сих сизокрылых созданий? — задавалась она вопросом.

Инженерша человеческих душ с благоговением брала карандаш и медленнее обычного, чтобы не спугнуть вдохновение, рисовала на дымчато-белой бумаге птиц. Голуби, однако, не высидев сеанса, улетали. Но жеманница, обвороженная узорчатыми крыльями и неописуемыми радужными переливами, рисовала голубей до полуночи. Шелковисто-платиновый свет, щедро и равномерно льющийся с потолка, из опрокинутой амфоры светильника, впитывался в бархатчатые листы.

Наутро голуби снова прилетели, столь же вдохновительные, но несколько манерные.

Жеманница и сердцеведка опять брала в руки изящный карандаш и писала. Но теперь уже стихи. Божественные птицы персонифицировались в чудотворные образы, неудобогласные метафоры населяли экзотические формы стихотворения. Голуби, не найдя привычных крошек на подоконнике, улетали.

На следующий день вновь слетались к недавней кормушке. Заговорщически ворковали, чувственно запрокидывали изящные головки. Женщина млела, уверенная, что эти птицы — восторженные соглядатаи, любующиеся ею. Она манерно откидывала точеную ножку, томно прикрывала глаза и приспускала шелк халата с мраморных плеч, обнажая матово пылающие груди.

Голодные голуби улетали в позднеосеннюю непогоду, раздраженно трепеща резкими крыльями. Затем за пьяно прогнутым забором садились у опорожненных мусорных баков, но, не насытившись, летели к громыхающим электричкам, к скудным на хлебные крошки перронам, клевать шелуху лузганных семечек.