3) Всем известного английского слова «season» никогда, нигде и ни по какому поводу я не переводил и не мог перевести «семейством глупого купца», как уверяет «литературный журнал», и я не постигаю причины, заставившей его обратиться к этой невинной выдумке. Наконец,
4) Собственное имя «Chelseа», я читаю по-русски «Чельси», а не «Тельси», как уверяет литературный журнал. Если в «От. Записках», оно напечатано один раз «Тельси», то «литературный журнал» сам очень хорошо понимает, что это опечатка, действительная, а не – мнимая, не оксониановская.
«Современник» требует от смиренных переводчиков благодарности за небывалые услуги, которые он будто бы оказывает этим переводчикам. «Литературный журнал» объявляет положительно, что переводчик «Отечественных Записок», приступая к труду, имеет перед глазами уже готовый труд в том же роде, именно, перевод «Современника», и потому, дескать, ему, переводчику «Отечественных Записок», легче и переводить и избегать ошибок. Но почему же знает «литературный журнал», что переводчик «Отечеств. Записок» имеет перед своими глазами перевод «Современника»? Это что-то мудрено, слишком мудрено, и даже, в некотором смысле, физически не возможно. Во-первых, не все романы переводятся в «Отеч. Записках» позже «Современника». Первая часть «Базара» уже напечатана была в «Отеч. Записках», когда «Современник» принялся, в следующем месяце, печатать свою «Ярмарку Тщеславия». Во-вторых, переводчик «Отеч. Записок» доставляет редакцию свой труд к первым числам каждого месяца, между тем, как «Современник» обыкновенно выходит в свет около десятого числа, и следовательно, этот поздний выход «литературного журнала» лишает переводчика удовольствия пользоваться трудом своего предшественника. Впрочем, что касается до меня, я охотно лишил бы себя этого удовольствия даже в том случае, если б переводы «Современника» появлялись в печати не одним, а двумя, тремя, двадцатью месяцами раньше против «Отечественных Записок». Имею честь доложить «литературному журналу», что я никогда не читаю его переводов. Да и зачем стал бы я читать их? Разве перевод, наполненный тысячами самых странных и смешных ошибок может облегчить чей бы то ни было труд? Совсем напротив, при таком несчастном пособии, неопытный переводчик собьется с толку, а опытный, прочитав какую-нибудь страницу, бросит книгу, и она будет лежать в его библиотеке с неразрезанными листами. Поверит ли «литературный журнал», что я, только на этих днях, для некоторых интересных справок, разрезал листы его «Ярмарки Тщеславия» и «Давида Копперфильда»? Справки действительно оказались интересными; но я все-таки не прочитал, от начала до конца, ни «Ярмарки», ни «Копперфильда», печатаемого в «литературном журнале». И разве можно читать какую-нибудь «Ярмарку» после того, как я, может быть, десять раз читал «Vanity Fair»? Могу сказать и доказать с некоторым удовольствием, что я изучил Теккерея не по одному «Vanity Fair», а и по другим его произведениям от «Papers of Yellowplush» до «Пенденниса», и еще в 1849 году «Отечеств. Записки» напечатали мою статью «Теккерей и его романы», где я старался определить деятельность этого писателя, разобрав подробно его первое и последнее произведение. К чему ж бы, после этого, я стал читать «Ярмарку Тщеславия»? Разве приятно видеть, как искажается любимый писатель?
