В работе беспорядок
Нам сокращает век.
И лишний рубль не сладок,
Как болен человек…
Но вот свобода слова
Негаданно пришла,
Не так уж бестолково,
Авось, пойдут дела!
Уаж не иронизирует ли г. Некрасов, и не хочет ли сказать что отмена цензуры подействовала на бестолковость петербургской печати только в том смысле что набор стали верстать сразу?
Отдав поэтическое приветствие новому факту, г. Некрасов продолжает тщательно отмечать по газетам действие этого факта в жизни. Он узнает, например, что было несколько процессов по делам печати, и пишет на эту тему стихотворение: Осторожность. Попалось ему в газетах сведение что какая-то книга уничтожена по приговору суда, и у него готово стихотворение:
Пропала книга! Уж была
Совсем готова – вдруг пропала,
и т. д.
Тут опять его поражает не внутреннее содержание факта, а некоторый, так сказать, внешний беспорядок явления. Его беспокоит мысль что ведь может быть в книге следовало выкинуть всего только «две-три страницы роковые», а остальное дозволить, а между тем уничтожена вся книга, и таким образом
Затрачен даром капитал,
Продали хлопоты большие.
Если бы суд вырезал только две-три странички, капитал пропал бы небольшой, хлопоты также вышли бы умеренные, и поэт «свободного слова» вероятно совершенно бы успокоился. Что ж, у всякого своя точка зрения, и г. Некрасов имеет полное право смотреть на уничтожение книги со стороны «затраченного даром капитала». Только напрасно он полагает что эту точку зрения с ним «разделит вся Россия».
Тема показалась г. Некрасову настолько благодарною что он возвратился к ней в длинном стихотворении Суд, названном им «современною повестью». В этой вялой повести, написанной стихами опереток Александринского театра, рассказывается как к писателю явился в полночь полицейский чиновник, требуя его на суд за предосудительные места в его книге. Конечно, это только поэтическая вольность, потому что требование к гласному суду передается авторам более простым порядком, без таинственных звонков в полночь и без полицейских офицеров со «звуком шпор». Но дело не в этом. Суд присуждает автора к месячному тюремному заключению, во время которого злосчастного узника донимают блохи, клопы, запах тютюна и разговоры какого-то либерального гвардейского офицера. Г. Некрасов следующим образом заканчивает свою повесть:
Блоха – бессонница – тютюн —
Усатый офицер болтун —
Тютюн – бессонница – блоха —
Все это мелочь, чепуха!
Но веришь ли, читатель мой!
