— Но почему столь ценный экспонат находится в запасниках, а не выставлен на обозрение публики?
— Я же говорила, в нашей коллекции четыре тысячи икон. И каждая вторая претендует на место в основной экспозиции.
— А где мы можем найти Лягина?
— Он давно на пенсии, но телефон я вам раздобуду.
Под впечатлением от увиденного Глеб и Буре спорили всю обратную дорогу в университет.
— А что, если разница в цвете не является опознавательным знаком, как мы с вами первоначально предположили? — размышлял профессор.
— Но тогда чем ее можно объяснить?
— Ну хотя бы тем, что древние греки вообще описывали цвета весьма специфическим образом.
— Вы имеете в виду такие вещи, как отсутствие в их лексиконе слова «синий» или «голубой»?
— Например. Но если бы вся разница заключалась только в этом. Помните, как Гомер описывает море? Он сравнивает его с вином.
— Тогда давайте вспомним, что тот же цвет вина он использует и для описания овечьей шерсти. А небо Гомер вообще называет бронзовым! И что с того? В конце концов, по преданию, поэт был слепым. Ему простительно.
— Хорошо, вспомните Еврипида, — не сдавался Буре. — Он-то точно слепым не был. Но при этом мог запросто применить прилагательное «хлорос» к человеческим слезам или крови. И даже если мы согласимся со спорной точкой зрения насчет того, что это слово, исконно означавшее «зеленый», могло также означать еще и «желтый», то все равно кровь и слезы, даже при таком допущении, будут выглядеть как минимум нетрадиционно.
Глебу было нечем крыть, но Буре все продолжал сыпать доводами:
— А Эмпедокл, который сводил все многообразие окружающих красок лишь к четырем цветам? А Ксенофан, из семи тонов радуги различавший всего три?!
Надо признать, по части знания Еврипида и прочих угнаться за Буре было решительно невозможно. Поэтому Глеб дипломатично предложил вернуться к вопросу о синем цвете.
— Мы совсем забыли про «циан», — спохватился он.
— Да, действительно, этим словом исконно описывались темно-синие эмали, но оно никогда не применялось ни к небу, ни к воде. Ну не странно ли?
— Постойте, но разве Гомер не сравнивает цвет волос Гектора именно с «цианом»? Разве мы не можем считать это аналогом нашего выражения «иссиня-черный»?
— Пожалуй, — признал профессор, благодушно сводя ученый спор к временной боевой ничьей.
Порядком устав от дискуссии и на время позабыв о вызвавшей ее иконе, Глеб погрузился в размышления о том, отчего древние и в самом деле не только описывали, но и, по предположениям отдельных исследователей, даже воспринимали цвета совсем не так, как мы. Например, одна группа ученых полагала, что сетчатка египтян и греков, несмотря на то, что нас разделяют всего каких-то две-три тысячи лет, еще не достигла своего нынешнего развития и не обладала тем же разрешением, что теперь. Другие считали, что причина столь резких разночтений скорее психологическая и что те же греки были в гораздо большей степени склонны отождествлять цвета с настроением или характером, нежели с хроматической характеристикой предметов. Третьи были уверены, что цветовосприятие — это вообще плод комбинированной психофизической эволюции. Не случайно офтальмологи утверждают, что слепые люди, которым современная медицина возвращает зрение, ни в какую не способны адекватно различать цвета по причине того, что они либо забыли, как это делать, либо их в свое время не научили.
