Все абсолютно ясно я разоблачен, а с профессиональной лаской улыбается мне врач. Плакало мое поступление в институт, тайного агента мирового империализма в него еще примут, а вот психа никогда.
Выслушав доклад Товарища, "Иванушка" присел за стол, и бегло просмотрев содержимое папочки, вежливо попросил:
— Гражданин шпион, разрешите взглянуть на ваши показания,
Протягиваю свое рукописное "признание" и неуверенно спрашиваю:
— Вы сохраните мне жизнь?
— Не ссы пацан всё будет в норме, — ласково утешает меня врач "Иванушка".
— Не понимаю, — прочитав мое творение с явным сомнением в голосе, говорит "Иванушка", — как с таким знанием русского языка, ты смог получить "отлично" на экзамене по русскому и литературе? — пренебрежительно щелкает пальцами руки по исписанным листам, — У тебя же тут ошибка на ошибке.
— Это я от волнения, — покраснев и смутившись, оправдываюсь я, — а вообще при подготовке в шпионском центре у меня по русскому языку было твердое "четыре"
— Если по двенадцатибальной системе оценивать то тогда конечно, как раз четыре и выходит, — с горечью вздыхает "Иванушка", небрежно просит, — Хорош придуриваться, я же тебя сразу узнал.
"Я тебя узнал!" — так в кульминации книги или фильма положительный герой, говорит отрицательному "герою", дальше добро торжествует, а злодей наказан. Только я же не злодей, я обычный парень, ну чего вы до меня докопались?
— Штаб десантно-штурмовой бригады, дислокация Кундуз, март восемьдесят первого года. Допрос. Ты был помощником дежурного по штабу. Бледный, худой такой, то телефон приносил то воду. Помнишь? Тебя еще начальник разведки бригады водкой отпаивал, — улыбаясь и наблюдая за моей реакцией, говорит "Иванушка".
— Ты то откуда знаешь? — угрюмо спрашиваю я и как в кошмаре снова вижу:
Как бойцы из бригадной разведроты приволокли в штаб на допрос, взятого душмана. В палатке штаба нестерпимая вонь от крови и рвоты, бешено кроют матом офицеры еле успевает переводить их вопросы переводчик. Сплевывая кровь и рвоту старательно отвечает на них обмочившийся и в паузах ответа ревущий от нестерпимой боли афганец. Это его отряд захватил в плен солдат из 201 МСД. Над мальчишками надругались и убили. Теперь взяли в плен его, теперь он кричит от телесной муки и молит о милосердии. Пощады не будет! Все выложит и всех предаст душман и только потом ему дадут умереть. Вот там у входа в палатку стоит бледный и растерянный пацан — это я. Когда все будет окончено, офицеры жадно полными стаканами начнут жрать водку без закуски, запивая сивуху принесенной мною водой. И мне не жалея дорого пойла нальют полный стакан, я залпом выпью и быстро опьянению: от хлещущих по палатке волн ненависти; от чужих мук; от пролитой крови; от жалости к нашим погибшим ребятам; от войны. И уже пьяного меня потреплет по плечу незнакомый офицер одетый в афганскую форму. "Не ссы пацан все будет в норме, — уходя скажет он, — быстро привыкнешь" Я привык, а вот теперь дома хочу отвыкнуть. Да только не отпускает память.
