Чтобы в юрте горел огонь | страница 10

— Да, да… у войны свои законы, — соглашается врач. — А сейчас трудно вашей младшей дочери без привычной обстановки, сильно скучает она. Надо как-то помочь ей.

— Я уж и так стараюсь, не у чужих живёт, — возражает мать. — Раньше мы забрать не могли. Муж израненный пришёл, долго лежал в госпитале, недавно стал работать. Только сейчас вся семья собралась вместе.

Врач понимающе кивает головой, выписывает новые рецепты, прощается и уходит.

В комнате появляется Дарима. Нилка никак не может привыкнуть, что эта узколицая, светлокожая девочка-подросток её старшая сестра. Всё в ней непохоже на Нилку. Тонкая, изящная, по-городскому ухоженная, она выглядит, как комнатный цветок рядом с колючим репейником, выросшим на пустыре.

— А ты, дочка, почему так рано вернулась? — встревоженно спрашивает мать. — Что случилось, не заболела ли?

— «Англичанка» не пришла, нас отпустили. Мы с тобой сегодня шить собирались, — напоминает матери старшая сестра.

— Да-да, как я могла забыть! — спохватывается та. — Скоро Новый год, сошью вам обеим платья. Хорошо, отцу на работе дали шерстянку…

Она достаёт из комода кусок простенькой синей материи. Дарима берёт бумагу и карандаш, начинает рисовать и объяснять матери, какое ей нужно платье. Мать и дочь так увлечены своим делом, что забывают про Нилку. Дарима перед зеркалом расправляет складки материи, поворачивается туда-сюда, кружится, чтобы лучше себя разглядеть. Мать закалывает ткань булавками, отходит на два шага, откровенно любуясь дочерью.

По тому, как они понимают друг друга с полунамёка, как спокойна и уверена в себе Дарима, Нилка ещё сильнее чувствует, что она здесь будто посторонний человек и попала сюда по нелепой случайности, что день за днём идёт не её жизнь, а чужая, а её затаилась, замерла, осталась в бабушкином доме, в родном селе. Просто случилась беда, заблудилась она маленько, но вот отойдёт от неё болезнь, отдохнёт она, оглядится вокруг, побродит, поищет нужную дорожку и обязательно выйдет к своим, а скорее, они сами найдут её. Скрипнет, откроется дверь, войдут бабушка с Уяной, холодные и розовые с мороза, отряхнут от снега валенки, снимут варежки, но раздеваться не станут и пить чай откажутся. Сядут они на табуретки и заявят Антонине и Семёну Доржиевичу:

— Мы приехали за Нилкой, наша она!

От их решительности мать и отец сперва окаменеют на своих местах, потом с радостью кинутся собирать Нилкины вещички…

Только никто не приезжал. Далеко от города до Шиберты — несколько дней езды.