Когда Афоня квартиру номер три ещё только смотрел с маклером, я не поленился, вышел, да Афоне рассказал, что Самуилыч не из тех, кого называют подарком. Я Афоне открытым текстом вдалбливал: покупай не дом, а соседа, особенно того, что сверху. Афоня тогда отмахнулся, сказал: “Строил и не таких!”. На моё возражение, мол, построить человека с ружьём не так-то просто, Афоня лишь улыбнулся.
Откуда у Самуилыча ружьё? Наш Самуилыч слыл охотником. Похвалялся: мол, белке в глаз, и всё такое. Только где наш снайпер в окрестных лесах находил белку, не знаю. Хорошо бы хоть одного завалящего кролика встретить, да и тот наверняка сбежал с ближайшей фермы. Ну да ладно, бог с ней, с белкой. Тем более что Самуилыча я чаще видел с удочками да карасями.
Словом, у Самуилыча имелось ружьишко. Ствол законный, зарегистрирован, всё чин-чинарём. Вот из него-то Самуилыч и постреливал в небо, когда ему казалось, что Афоня со своими дебильными требованиями перегибает палку. Стрелял Самуилыч для острастки: мол, если не угомонишься, то я тебе когда-нибудь дырок в животе-то понаделаю, вредный соседушка.
Афоня обещал Самуилыча убить, размазать по стенке, уложить под трамвай, уронить с балкона, и ещё много чего обещал Афоня. Чего не наговоришь в сердцах. После первого выстрела самуилычевой двустволки Афоня ещё продолжал бузить, орать, обещать. Второй выстрел Афоню успокаивал. После второго выстрела озвучивать требования Самуилычу Афоня прекращал, взамен начинал материться на балконе вполголоса.
Чего от Самуилыча требовал Афоня? Самую малость. Чтоб Афоне угодить, Самуилычу пришлось бы перестроить весь уклад своей жизни. Понятно, что такое под силу лишь редким подвижникам-альтруистам, а не рядовым самуилычам.
Как Самуилыч мог вот так, вдруг, в излюбленных занятиях себе отказать? К примеру, как Самуилыч смог бы не выбрасывать остатки борща с балкона? Капуста из борща повисла на балконной решётке Афони? Так это проблема Афони, не Самуилыча. Нечего покупать такую решётку, за которую цепляются объедки. А если так уж хочется решётку только такую и никакую другую, то нечего жить под Самуилычем.
Борщ на решётке Афони в сравнении с остальными заскоками Самуилыча смотрелся сущей ерундой.
Самуилыч считал своим долгом в четыре утра развести под домом костерок, да сжечь весь тот мусор, что рассыпал ночной мусоровоз, когда опрокидывал контейнер в кузов. Афоня от дыма задыхается, не может спать? Так что, из-за этого недотроги Самуилыч должен целый день смотреть, как ветер гоняет по двору бумажки да пакеты?
