Вопрос гостя озадачил, Даниелов–старший не привык отвечать на общие вопросы.
— Я заметил, передвижники — это как раз то, что ближе всего земным заботам…
— Земным… значит, дело? — спросил Карахан.
— Вы сказали, дело? — переспросил хозяин, улыбаясь, впрочем, в улыбке не было иронии. — Нет, земным — значит, близким человеку… Для меня земной тождествен человеку…
— Как понять — человеку? — вопрос Карахана не обнаруживал удивления.
— Так, как передвижники знали человека, никто его не знал… — сказал Даниелов–старший. — Портреты Крамского по богатству психологических оттенков не уступают Рембрандту… — добавил он.
— Крамской знал историю России?
— И человека в ней. Я люблю его портреты крестьян, Крамской очень силен там…
— Вы пишете об этом? — Карахан обратил взгляд на письменный стол, посреди которого возвышалась рукопись Даниелова–старшего.
— Да, мне хотелось сказать именно об этом… Никто лучше него не понимал, сколь необходимо искусство людям, он шел впереди времени, и это влекло к нему художников.
— Ему нравилось быть впереди? — спросил Карахан и испытующе посмотрел на хозяина, он все еще изучал его.
— Нравилось, как каждому борцу… Храброму борцу, — добавил он.
— А я слышал, передвижники многим обязаны Куинджи… — вдруг произнес Карахан.
Старший Даниелов внимательно посмотрел на гостя, он точно подумал: «А ты не так прост, как кажешься на первый взгляд!»
— Большое общественное дело всегда нуждается в нравственном примере. Куинджи его подавал…
— Говорят, совестливый человек? — спросил Карахан.
— Не то слово, святой человек… — уточнил Даниелов–старший, как мог акцентируя на слове «святой». — Много, очень много добра сделал людям, при этом бескорыстно… Заметьте, совершенно бескорыстно…
— Это было полезно передвижникам?..
— Больше того, русскому искусству…
В дверь постучали, как могло показаться, настойчиво.
— Войдите, — вдруг сказал Даниелов–старший по–армянски. — Входите, входите, дверь открыта, — повторил он все так лее по–армянски.
Но дверь открылась не сразу, видно, человек, стоящий по ту сторону двери, чуть–чуть робел. Стучал с настойчивостью и робел? Да, можно было подумать и так, но хозяин не смутился, не иначе он связывал это с представлением о человеке, что стоял по ту сторону двери.
— Входите, — повторил Даниелов–старший и, отзываясь на голос за дверью, едва различимый, добавил: — Ну что ж, входите и вдвоем…
Открылась дверь, открылась неожиданно широко, в дверях стоял чернобородый человек, низкорослый и заметно кривоногий, что подчеркивали узкие брюки, поверх которых были надеты черные шерстяные носки, рядом стоял мальчик, такой же коренастый и кривоногий.
