Смерть в Версале[редакция 2003 г.] | страница 79

Да, я наблюдателен. Тут он прав. Однако ничего я не заметил, увы.

— Вынужден вас разочаровать, — говорю я.

— А вам знакома Натали Планш? — спрашивает он. — Это поденщица…

Я зову моего секретаря. Спрашиваю о приходящей прислуге. Да, Натали Планш была нашей поденщицей.

— Вы кого–нибудь подозреваете? — задает гость новый вопрос.

Мне тут же хочется навешать подозрения на всех подряд, но здравый смысл удерживает меня. Наверняка этот депутат подозревает и меня! Нужно быть осторожным.

— Нет, я никого не подозреваю, — говорю я. — Не стоит говорить о том, чего не знаешь.

— Полностью с вами согласен, — говорит он. — А вы знаете мадемуазель Шабри?

— Знакомое имя… Да, девочка, которая была представлена королю, — отвечаю я. — Она и ее попутчицы принесла в Париж радостную весть. Я встречал их.

Такую дамочку не забудешь. Она рассказывала о походе, о дворце, потом перешла на смерть поденщицы… говорила о том, что знает, что Морьеса хотят убить. Очень переживала за это. У меня создалось впечатление, что девица слишком много знает… М-да…

На этом наша беседа с мсье депутатом заканчивается. Интересный человек. Именно его мне стоит опасаться. Может, в скором времени он станет моим главным врагом.

Я, Светлана Лемус, и Анна Теруань возвращаемся после встречи в ее дамском кружке. М-да… прием был своеобразный. Удивляюсь, как меня не напоили… а скольких трудов мне стоило отказаться от сигары…

Я смотрю на Теруань. Она явно слишком много выпила. Думаю, мужья женщин, которые ходят в общество Анны, ее ненавидят. Посудите сами, в доме есть нечего, дети школу прогуливают, кругом беспорядок, бедолага муж возвращается в этот кавардак после тяжелого рабочего дня, а его встречает пьяная жена и начинает втолковывать про свои права. Я, конечно, против того, чтобы запереть женщин на кухне, но ведь и совесть надо иметь!

Я иду вместе с Теруань. Она навеселе. Мы подходим к какой–то лавке. Анна смеется.

— Это лавка одного злостного спекулянта! Сейчас я ему подпорчу! — говорит она, доставая пистолет.

— Нет! — кричу я. — Так же нельзя!

Теруань оборачивается ко мне. В ее глазах мелькает злость.

— Как ты смеешь мне указывать!? — кричит она.

Я поднимаю руки, чтобы укрыться от удара. Я чувствую острую боль в скуле. Я падаю на бок. Она ударила меня. Мне требуется около минуты, чтобы придти в себя. Я сижу около витрины, потирая щеку. Из глаз текут слезы. Я поднимаюсь на ноги. Теруань, слава Богу, ушла. Я отряхиваю перепачканную юбку, бесполезно. Уже темнеет. Надо идти домой, к счастью близко.