Книжник [The Scribe] | страница 78

Я восхвалял Бога всякий раз, видя, как в чьих–то глазах загорается свет истины, как рассеивается пелена дьявольской лжи, и каменное сердце начинает биться новой жизнью. Человек, обретший веру, стоит на вершине горы, и взору его открывается необъятная ширь, великая надежда, пожизненное и вечное странствие рука об руку с Господом. Теперь он — живой, дышащий храм, в котором обитает Бог. Каждое рождение свыше было огромным чудом, сравнимым с тем, когда Иисус накормил многотысячную толпу несколькими хлебами и рыбами. Оно доказывало, что Он жив, и день ото дня обетования Его исполняются.

Но страх так легко проникает в душу.

Мы решили, что будем осторожны. Мы почитали это мудростью, но на самом деле это означало, что Павел позволил заглушить свой голос. И я тоже. Мы позабыли, что необходимо шагать вперед с верой, а не сидеть в тени и ждать, пока она умножится.

По милости Божьей, Иисус явился Павлу в ночном видении.

— Не бойся! Говори и не умолкай! — Господь уверил, что у Него много людей в этом городе. Нужно только найти их!

Мы повиновались. Можно ли было поступить иначе, получив столь замечательное подкрепление?

Мы выступили с новой верой и пылом.

Так прошло полтора года.

А потом в Ахаию прибыл новый проконсул и все опять изменилось.

Вскоре после того, как Галлион вступил в должность, Иудеи, сговорившись, поднялись против Павла, схватили его и привели на судилище, обвиняя в том, что он учит людей почитать Бога не так, как велит закон. Однако Галлион не был подобен Понтию Пилату, легко подпавшему под влияние толпы. Павел не успел и рта открыть в свою защиту, как Галлион уже покончил с этим делом.

— Раз речь идет только о словах, об именах и о вашем еврейском законе, разбирайтесь сами. Я не хочу быть судьею в этом. — Он дернул головой, и стража принялась разгонять иудеев с места судилища.

Греки набросились на старейшину синагоги Сосфена и стали его бить. Галлион же продолжал заниматься своими делами, не желая обращать внимание на происходящее. Какой–то язычник ударил Сосфена кулаком, свалил на землю и начал пинать ногами прямо перед судейским помостом.

Павел попытался пробиться к нему.

— Стойте! — он невольно перешел на арамейский.

Я прокричал то же по–гречески, потом по–латыни. Они разошлись, оставив Сосфена в полубессознательном состоянии истекать кровью на каменных плитах мощеного двора. Друзья раввина не показывались. Мы пришли ему на помощь, но он отпрянул в страхе.

— Мы хотим помочь!