Книжник [The Scribe] | страница 31
— О чем ты писал сейчас?
— О смерти Христа.
— Все отдал бы за то, чтобы увидеть Его лицо — хоть на миг.
Сила внутренне содрогнулся, подумав о потерянных годах, которые мог бы провести подле Иисуса.
— Что в Нем запомнилось тебе больше всего?
— Глаза. Когда Он смотрел на меня, я знал, что Он видит все.
Епенет ждал продолжения, но Сила вовсе не собирался удовлетворять любопытство римлянина, — что же такое это «все».
— Ты тоскуешь по Иерусалиму, Сила?
На этот вопрос ответить было довольно несложно.
— Иногда. Но не по нынешнему Иерусалиму. По тому, каким он был когда–то. — Да правда ли и это? Разве он тосковал по тем далеким дням, еще до пришествия Христа? Нет. Он тоскует по новому Иерусалиму, который будет в конце времен, когда вернется Иисус.
— У тебя там родные?
— Кровных нет. Но, возможно, есть братья и сестры. Христиане. — Может быть, кто–то все еще живет там, накрепко врос корнями, как иссоп между камнями городской стены. Он надеялся, что это так, и не переставал молиться, чтобы народ его покаялся и признал своего Мессию. — Не знаю, остался ли кто. Только надеюсь. Прошли годы с тех пор, как я покинул Иудею.
Пусть Господь всегда призывает туда проповедующего, чтобы дверь овчарни не затворилась перед Его народом.
— Может, ты вернешься.
Сила хмуро улыбнулся.
— Я бы предпочел, чтобы Бог призвал меня в небесный Иерусалим.
— Призовет. Когда–нибудь. Мы все молимся, чтобы твое время не настало так скоро.
Есть молитвы, которыми лучше не молиться, — подумал Сила.
— Останься я в Риме… Может, я уже был бы там. — Пожалуй, ему надо было остаться.
— Божья воля была, чтобы ты оказался здесь, Сила.
— Эти свитки драгоценны. Их необходимо сохранить. — Он остановился у фонтана, плеск воды действовал на него успокаивающе. — Мне бы сидеть и делать их копии, а не расписывать свои злоключения.
— Нам нужны свидетельства таких, как ты — тех, кто ходил с Иисусом, слышал Его учение, видел чудеса.
— Это не про меня. Я же говорил. Я уверовал слишком поздно.
— Но ты был при этом.
— В Иудее. В Иерусалиме. Однажды в Галилее. В Храме.
— Напиши, что помнишь.
— Помню скорбь. Помню радость при виде воскресшего Иисуса. Помню, как изгладились мой стыд и чувство вины. Помню сошествие Святого Духа. Помню тех, кто служил Христу и за это принял смерть. Их было столько, что я потерял им счет. Мои лучшие друзья уже с Господом, и я чувствую… — он стиснул и разжал кулаки.
— Зависть?
Он резко выдохнул воздух.
— У тебя слишком зоркий глаз, Епенет. — Он жалел, что сам не в состоянии сохранить подобную ясность взгляда, ощущая, как барахтается в тине собственных переживаний. — Меня переполняют