— Пожалуйста.
Официант протянул новые палочки — стянутые резинкой посередине. Сандра опасливо приняла их и под ободряющей улыбкой Сергея с первой же попытки отправила в рот ролл с угрем, не проронив и рисинки мимо. Славно все–таки, что ресторан открыт до двух ночи и совсем уж замечательно, что официанты терпеливо ждут до трех, пока припозднившиеся клиенты не оплатят последний счет.
— Можно я их домой возьму? Буду тренироваться? — Сандра подняла глаза на официанта, только что подсунувшего Сергею кожаную обложку с явным намерением получить ее назад с купюрами внутри.
Официант с наигранным пониманием кивнул одними глазами и с поразительно ровной для столь позднего часа осанкой снова отправился за чистыми палочками.
Сергей еле успел накрыть зевок рукой. Все было ему лень — и подковырнуть горделивого официанта, и даже фантазировать об остатке ночи, в который, как и в несколько предыдущих, ему подарит себя Сандра.
Сергею чертовски хотелось спать.
А делать это ему не удавалось уже третью ночь подряд, с тех пор как в его жизни появилась Сандра. Ну да, появилась, ведь то, предыдущее знакомство было словно в другой, чьей–то чужой жизни, вернее, не в жизни даже, а в безнадежном ожидании конца. Их прежнее знакомство не имело никакого отношения к настоящему и если бы они не забыли все, что было прежде, то вряд ли утонули бы друг в друге столь безоглядно и увлеченно. За три ночи вместе Сергей ни разу не осведомился у нее о работе и не испытал ни капельки благодарности к судьбе, однажды их познакомившей.
Судьба, если ей так хотелось поучавствовать в судьбе этой пары, могла бы помочь им с расписанием.
В их распоряжении было около восьми часов в сутки — совсем немало для эпохи корпоративного рабства. Только вот как Сандра выглядит при свете дня, не вороша их совместных служебных воспоминаний, Сергей не знал: раньше двадцати двух часов они не теперь не встречались. Зато вся ночь, а с ней и все ее незаменимые прелести — рестораны, дискотеки, секс и даже аттракционы — принадлежали им, как принадлежали они друг другу все ночи без остатка. Лишь в шесть утра, когда измочаленная пара проваливалась в сон, безжалостно гремел будильник, возвращая их к реальности и к дневным хозяевам.
Ровно в девять ноль ноль темно–синий фольксваген гольф привычно упирался парой колес в бордюр, а ежившийся внутри Сергей не стесняясь зевал в полный рот и отражался в зеркале изображением пронизанных красными нитями глаз. Он чуть опускал спинку и даже позволял себе прикрыть глаза, надеясь, что уж сегодня–то Феррари не тронется с места хотя бы до двенадцати. Но легкое жужжание автоматически открывающихся ворот раздавалось не позже четверти одинадцатого и силуэт Феррари, с каждым днем все более хищный и ядовитый, раскрашивал собой серую улицу, и Сергей, одним щелчком приведя спинку кресла в максимально вертикальное положение, поворачивал ключ зажигания, чтобы спустя мгновения колеса Гольфа привычно и плавно плюхнулись с бордюра на проезжую часть. Сергей мгновенно приходил в себя и только руки, еще помнившие плавные изгибы тела Сандры, словно размякли после непрерывного напряжения и отзывались на посылаемые из мозга сигналы с некоторым опозданием, что, конечно, усложняло дело, и кто знает, чем бы все обернулось, если бы Сергей не знал наизусть и с закрытыми глазами кишиневские дороги и водительские повадки Лилии.
