И «веселые бомбочки», и «жидкое мыло» были тупиковыми решениями для второй части определения «наследить в будущее». Никакого будущего — а для мужского семени будущее означает лишь репродуктивную функцию — эти методы не обещали. И все же, попали под общий колпак претендующего на всеохватность понятия благодаря третьему методу. Благодаря серпантину.
Серпантин был самым трудоемким методом и обещал бурную концовку. Настраиваясь на предельное удовольствие, Сергей никогда не спешил. Продолжительное и обильное окончание предполагало минимальную скорость и максимальную растянутость процесса. Безукоризненно следуя этому правилу, Сергей получал заслуженное вознаграждение: три, а то и четыре длинных струи, напоминавших праздничные серпантиновые ленты в полете. Направление струй Сергей не контролировал — намеренно, чтобы не нарушать чистоты эксперимента по получению ничем не ограниченного удовольствия. Практические достоинства метода были подкреплены и теоретической связкой: заляпанные спермой толчок, пол и даже стены кабинки разрешали проблему сохранности следов, ставили жирную точку в беспокоившей Сергея внутренней полемике о соответствии формальной логике изобретенного им синонима мастурбации.
«Серпантин» он регулярно позволял себе в университетских туалетах, конспиративно спускаясь на этаж журфака, или даже к юристам — огромным взрослым ровесникам, вид которых наводил на мысль об усовершенствованном генетическом коде. Под предлогом желудочных болей Сергей отпрашивался с середины лекции, запирался в кабинке и, по хозяйски расставив ноги над унитазом, размеренно продвигался к финальному аккорду — вбросу в собственный организм критической порции гормонов радости и выбросу из организма гормонов чьих–то несостоявшихся жизней, шлепавшихся на пол, на стенку, на обод унитаза, вечно загаженный дерьмом, привычным как клеймо завода–производителя.
Пока его член стремительно вырастал, затем краснел, затем плавно набухал, размеренно накапливая энергию, которую в определенный момент он был не в силах сдержать, Сергей рассматривал надписи, оставленные студентами, которых наедине с унитазом охватывал неудержимый приступ иронии. Некоторые четверостишия он помнил наизусть и даже цитировал их новым знакомым, которые в благодарность мысленно награждали Сергея титулом остряка.
Следы в будущее Сергей никогда не оставлял в общаге. Клятву, которую он позже дал самому себе при принятии на работу в СИБ, затем нарушал и снова клялся и так несколько раз, пока ритуал клятвы не утратил даже символического значения, в общежитии приносить не пришлось. И дело было не только в отсутствии дверей в кабинках туалета, не в том, что перегородки между кабинками позволяли соседям свободно не только переговариваться, но и оглядывать друг друга до пояса, а если приподняться на цыпочки, то и перенять манеру мочеиспускания.
