Ничей брат[рассказы] | страница 109
«Красный нос!» — догадался Мухин. Он потрогал свой нос пальцами и крикнул: «Не ваше дело, я почти не пью!»
Снабсбыт криво усмехнулся.
Мухин крикнул: «У нас кончается бумага!»
Снабсбыт опять сказал, и Мухин понял: «Бездельник!»
Стало тихо. Снабсбыт смотрел на Мухина, улыбался. Потом положил руки на стол и приподнялся. Мухин догадался, что Снабсбыт не хочет с ним разговаривать.
Тогда он сказал: «Я же не по своей вине. Служба такая. На два часа дела. А вот когда переучет или там инвентаризация, дела по горло, ей–богу. С утра до вечера. А что я вчера в буфет заходил, так сто грамм красного выпил, чтобы согреться. А тут дело такое, что без бумаги фабрика станет, детишкам писать не на чем. Войдите в мое положение…»
Снабсбыт ехидно засмеялся и начал краснеть.
«Только не краснейте, — сказал Мухин, — а то я…»
Стало темно, только светилась сигарета Снабсбыта. Мухин заметил, как из–за самого Снабсбыта выходят еще двое с сигаретами в губах, и сказал, тяжело двигая языком: «Часы у меня уже сняли тот раз… у «Великана»… Разве не помните?»
Его ударило в лоб, наискось.
Он заворочался и проснулся.
— Снабсбыт, — сказал он, потирая затекший лоб.
Под пальцами было мокро, и на скамейке, где лежала его голова, осталось влажное пятно.
«Ломает меня», — подумал он и сунул руку в карман, где лежал бумажник. Посмотрел в окно, в черноту. Посмотрел на женщину, спящую сидя. Потом вышел в тамбур. Там стоял проводник с фонарем. Мухин еще раз удивился: «Правда, ломает…»
Проводник открыл дверь.
— Вы бы прикрыли, — сказал Мухин. — Знобит что–то…
— Да уж приехали, — ответил проводник.
Вдруг стало светло от высоких окон вокзала. Поезд остановился, и Мухин, кряхтя, сошел по ступенькам на грязный снег.
Вокзал поплыл перед его глазами светлыми кругами, сзади поддало ветром.
«Качает меня, — подумал Мухин. — Вот уж правда. Но нельзя…»
Он выпрямился, и вокзал встал на место. Светлый дворец с высокими полукруглыми окнами и башней стоял в темноте, тихий, должно быть, пустой. Мухин поднял голову и увидел звезду на шпиле в мутных отсветах фонарей. На фронтоне изгибались два крученых кулька, из них сыпались каменные яблоки и груши. Мухин попытался вспомнить, как называются такие кульки, но не смог.
Чемодан показался ему тяжелым, а в коленях будто появились ватные подушечки. Мухин пошел качаясь через путь, добрался до перрона и поднялся по белым мраморным ступеням. Огромная дубовая дверь с латунным узором долго не поддавалась. Мухин дернул что есть силы и протиснулся через щель в зал.