Время своих войн 3-4 | страница 23



Следуя привычке — не оставлять следов, зачищали место…

Миша тоже убил змею, а Петька учил его самостоятельности — разделывать и готовить на пару.

— Первое дело соус! — говорил Петька. — Муравьев под это дело давить не будем, хотя я и это пробовал. Но в наших условиях муравьев ловить муторно — мы и они неусидчивые. Лучшее, что могу предложить — это кетчуп и майонез из расчета 50 на 50, но предлагать не буду, поскольку и этого нет. Попробуем с хреном. Я у Седого накопал корешков возле бани. Только бы, вот, натереть… Есть терка?

— Так сжуем, — объявлял свое привычное Миша — Беспредел. — В прикуску!

И сжевал!.. А змея? Пусть и не одна? Сколько от той змеи… Только на пригляд.

…Седой осматривает все, не критикует, но все же недовольно бурчит.

— Как ночуете?

— Так, — неопределенно говорит Миша.

— Почему шалаш не сделали?

— Так погода на загляденье. Звезды–гвозди — прямо как в куполе, что не замалевали… Нет охоты в такое время–то еще под что–то лезть.

— Охоты мало? — перехватывает Седой. — Невольки прибавить?

— Да ладно тебе, Седой, сейчас сделаем.

— Ночью дождь будет, — поясняет Седой. — Давай–ка, пока не стемнело, шалаш делать. «Илья» завтра!

— А если в схроне? Можно успеть наладить верх.

— Не тот у меня возраст, чтобы под землю, — говорит Седой. — Притянет!

— Змей — Георгиевич придет работу принимать? Ты за Змея? Извилина?

И у Седого когда–то было прозвище — «Змей». Передал его Георгию с «наследством», с подразделением. С того ли сам получил, что одежду носил до первого упрека: тогда стирал ее в последний раз, отглаживал, складывал аккуратно, да закапывал в землю, словно часть себя самого — собственную оставленную шкуру. Но «Змей» теперь переходящее, теперь это — «командирское право».

— Хирург в отъезде. Я приму. Извилина ногу повредил.

— Что так?

— Оступился на неровном! — говорит Седой и сердится, вспоминая, как третьего дня…

…Отступая в сторону — «дал вид».

Георгию открылось озеро, и он замер, застыл столбом. Извилина также осторожно выдохнул.

— Я и не думал, что такая красота может быть!

Озеро улеглось, словно блюдце в ладони, утонувшего великана. Пять камней — пальцев: четыре вместе, а один в стороне, только подчеркивали это.

— Неужели само по себе сотворилось?

Природа правдива в своей открытости и настолько, что это кажется неправдоподобным, и человеку все время хочется в чем–то ее уличить…

— Есть еще и Божья стопа, но порядком отсюда… Исключительно для бабских дел — их ворожбы. Там бабы купаются, вернее, купались, когда знали, для чего та стопа. А это — Рука или «порука». Древнее место Присяги. Михей смысл передал…