— Ощущу! Это ненадолго. Теперь, по любому, недолго осталось. Слышал, что Извилина сказал? Максимум двоим придется кашу расхлебывать.
— То Адаму и Еве, что ли?
— В глобальном смысле — да. Школу–то кому–то надо передать? Схроны? Африканские дела? Учеников, с которыми сейчас Седой возится?
— Вот и возился бы дальше! Чего он с нами–то решил?
— Восемь — не семь. Оттого и решил, что Учитель. Последний урок своим ученикам — закрепляющий. Тут такой случай, что выпускной экзамен положено не ученикам сдавать, а учителю. Тогда пройденное на всю жизнь в них закрепится. Мельчайшее будут вспоминать, и уже никогда не забудут…
Некоторое время работают молча.
— Это одних продуктов сколько перетаскали! — говорит, вдруг, Михаил с непонятными интонациями в голосе: — Шоколаду, спирту, да прочей валюты…
Хотя средства выделялись из «общего», но личные закладки большей частью осуществлялись за свой счет.
— И что?
— Смотри, вот Георгий требует, и это только от нас, три закладки в год, пусть и не в каждый сезон, по обстоятельствам, но набегает, — начинает со вздохами прикидывать он. — Еще и общие базовые — на всю группу, а запасных сколько! Если взять с теми промежуточными, что от объектов тянутся, от стратегических магистралей и прочего — эти округлим! — да за десять лет… Сколько всего будет? — принимается загибать пальцы Миша — Беспредел.
— Разглашение, да еще вслух, секретных военных сведений по законам существующего безвременья… Знаешь, что тебе за это полагается? — мрачно спрашивает Сашка.
— Молчу–молчу… — торопится Михаил, с опаской поглядывая в сторону Сашки — Снайпера, своего напарника. Понятно, что больше играя смущение, но игра эта давняя, нравилась не только им двоим, доставляла приятных минут группе, снимая напряжение. Давно обратили внимание, что идет меж них как бы негласное соперничество, с одновременной игрой на «публику». Оценили, негласно одобрили. Развлечений в подразделении не так много. Нарочитая ворчливость одного, и удивленные наивные глаза другого, никого в заблуждение не вводили. Однако, непутевость со временем налезла на характер Михаила, словно вторая шкура, сроднилась с ним, срослась, и иной раз Михаил сам себе удивлялся — играет ли?
— Евроблядство! Мне не все равно в какой земле лежать, — говорит, вдруг, Сашка — Сорока, с силой воткнув лопату.
— Ты не золото, чтобы тебя откапывать, — упрекает Михаил.
— Пусть!
— Не всякая пуля в кость, иная и по–пустому… — утешает Михаил.
