Нет. Прошу, Боже, нет.
Правда накрыла меня с головой, будто тонна тяжеленной стали. Я была наивной, считая, будто смогу пережить лишь одну свою смерть. Потому что я снова переживала этот самый момент.
— Патрик! — закричала я, пытаясь перекричать ветер. — Разворачивайся! Нам нужно возвращаться!
— Что? — закричал он. — Я тебя не слышу! — На долю секунды он повернулся ко мне, пытаясь понять, что я говорю.
К сожалению, потребовалась всего лишь секунда.
Я услышала рев клаксона и визг тормозов, прежде чем увидела сам грузовик, который к нам наперерез. Я ощутила, как кровь стынет в жилах, в замедленной съемке наблюдая, как весь наш мир рушится. Меня охватывает настоящий шторм из пламени, битого стекла и металла, когда мы падаем с мотоцикла. А после я лечу по воздуху, ощущая запах горящего топлива, моих горящих волос и надежд, которые также стремительно сгорают в огне.
— Ангел. — Я услышала его голос через тысячи миль. — Где ты? Прошу, не покидай меня.
Обжигающая жидкость скользит по горлу…, и в самом конце я вспоминаю список Патрика.
Последнее слово из списка.
Принятие.
Я увидела, как нож Ларкин сверкнул в лунном свете, в дюймах от моей кожи.
— ….. прах от праха…
Прошу.
— …. земля к земле…
Нет, прошу, хватит.
— … да упокоится она с миром.
Я увидела, как сверкнула молния и ощутила единственное, что у меня осталось. Мое сердце.
Моя душа.
Я ощутила, как меня охватывает до боли знакомое пламя боли, и я кричу, умоляя о смерти…, прошу, пусть кто-нибудь прекратит мои муки. Где-то вдалеке слышится пронзительно- страшный вой сирены. Все громче и громче, громче и громче, до тех пор, пока у меня не возникает ощущение, что барабанные перепонки вот-вот лопнут. Пока, наконец, я не ощущаю, что чьи-то руки обнимают меня. Спасательный круг, который спасает меня от жгучей, отупляющей боли.
Теплые, безопасные, знакомые руки.
Я снова открыла глаза.
Папа.
Он плакал.
— С тобой все будет в порядке, малышка. Все будет хорошо.
Я услышала голос в неотложке, кричащий по рации ВНИМАНИЕ-ВНИМАНИЕ! пока мы неслись по улицам Сан-Франциско. Я увидела страх в глазах отца, и услышала срочность в голосе водителя, пока он говорил по радио, извещая больницу о нашем скором прибытии.
Девушка. Пятнадцати лет. Острая кардиомиопатия.
— Пап?
— Я здесь, Бри. Я никуда не уйду.
Я так долго злилась на него. Злилась невообразимо. Мысль о том, что он обзаводится новой семьей, разбивала мне сердце снова и снова. И не только мне: Маме, Папе, Джеку и даже Хамлофу; разрушало все то, чем мы когда-то были. Но глядя на него в скорой помощи, у меня сложилось куда более лучшее представление о том, почему он сделал то, что сделал. Я по-прежнему не одобряю этого…, я не принимаю этого… но, благодаря Ларкин, я, наконец, поняла.
