Полуденные песни тритонов[книга меморуингов] | страница 49

Наверное, мне было бы приятнее сейчас писать о лесбиянках. По крайней мере, это женщины, а женщины мне милее. Только вот с лесбиянками в классическом виде, что называется, «по определению», я общался мало, а тем би–особям, с которыми меня сводила судьба, просто не находится место в тексте этих меморуингов.

Чего не скажешь о гомосексуалистах.

И дело даже не в отчиме, сыгравшем в моей жизни просто выдающуюся без всяких кавычек роль, не только оказывая влияние своим парадоксальным и рафинированным — как положено — интеллектом, но уже одним тем, что какое–то время его библиотека была полностью в моем распоряжении.

Это когда он уже жил в Москве и учился в аспирантуре, а их с матерью вещи стояли в бабушкиной квартире, где я и жил.

Для нормального человека книги там действительно были неправильными.

Например, знаменитый томик Кафки 1966 года издания, который я прочитал в десятом классе и сразу же дал одной знакомой девице, которая вернула его с вложенным листочком бумаги.

На нем ожидаемо четким и аккуратным почерком было выведено лишь одно слово:

БРЕД!

Именно так, с восклицательным знаком.

Но на меня этот бред действовал, как и пьесы Уильямса, Ануя, Сартра, etc, книги в отчимовской библиотеки были почти все театральной направленности, так что, прочитав работы Мейерхольда и Таирова, я сам решил податься в режиссеры.

Хорошо еще, что отчим был человеком мудрым и когда надо жестким, так что его НЕТ прозвучало не только безапелляционно, но и — для меня — доходчиво.

Я понял, что он прав, как он оказывался часто прав и впоследствии.

Когда я писал роман «Ремонт человеков», то одного из героев, Н. А., наделил некоторыми его чертами.

Наверное, в знак признательности за все, что он для меня сделал, и будто предчувствуя, что нам больше не увидеться.

Он успел прочитать роман, купил его в каком–то магазине на Тверской.

По–моему, он ему не понравился, да он и не должен был ему понравиться — роль гомосексуального наставника в жизни мужа героини была пусть и яркой, но довольно мрачной.

Совсем не то, что роль отчима в жизни моей.

Видимо, он посчитал, что я решил свести с ним какие–то счеты, вот только это совершенно не так.

Я вообще никогда не свожу ни с кем счеты, а если и вставляю в романы какие–то факты из своей биографии, то лишь по одной причине:

что знаешь пиши, чего не знаешь — не пиши,

по–моему, именно так сказано в любимой книге моего отчима [8]. Так что, если следовать данной писательской максиме, то о гомосексуалистах я могу писать, а о лесбиянках нет, ну что же, продолжим…