Полуденные песни тритонов[книга меморуингов] | страница 26

— Чем? — заинтересовался тот.

— Молоком! — продолжал орать я.

— Тебе надо к врачу! — сказал друг.

— Вызови мне «скорую»! — проорал я в ответ.

— А ты сам? — удивленно спросил он.

— У меня нога… — ответил я в том же регистре.

«Скорая» приехала через полчаса.

Предположим, что через полчаса.

Где–то через тридцать минут приехала «скорая» и увезла меня в больницу.

Когда же я вернулся домой, то мать с отчимом все еще отмечали грядущий день восьмого марта.

Соседки тоже не было, я проволокся на одной ноге — вторая, намазанная жутко вонючей мазью, была запелената в немыслимую кипу бинтов — до комнаты родителей, включил на полную мощность радиолу, именуемую «Ригондой», и в состоянии тупой и неприглядной прострации начал слушать болгарскую пластинку с песней некоего Эмиля Димитрова

«О, бэйби, бэйби, бала–бала!».

Музыка вопила так громко, что я не заметил, как пришли родители.

— Вот он, музыку слушает! — раздраженно сказал отчим матери.

Наверное, они ругались, так что он был всем недоволен.

— Сделай потише! — приказала мне мать.

— Я ногу обварил, кипящим молоком! — равнодушно сказал я и выпростал из–под одеяла запеленатую в ставшие желтыми от мази бинты обваренную ногу.

Мать заплакала.

На следующий день она поехала со мной в больницу на перевязку, а еще через день мне снимали старую кожу — пинцетом, при студентах. Доктор объяснял мне, что и как он делает, а я, чтобы не закричать от боли, гундосил себе под нос песенку «O Hippy, Hippy Shake».

THE HIPPY HIPPY SHAKE:

One, two, three

For goodness sake I got the hippy hippy shake

Yeah, I've got to shake I got the hippy hippy shake…

Ну, и так далее…

А если кого интересует, то песня эта была в репертуаре The Swinging Blue Jeans, о чем я только что узнал, сползав в интернет, тогда же я знал только две группы: The Beatles & The Rolling Stones, но про «о боже, что со мной, у меня трясучка бедер» пели и Beatles, хотя они про многое пели: —))

Или вот так:

: — ((

Но первое мне больше нравится…

Естественно, что в школу я не ходил.

Торчал дома, слушал пластинки, а вечерами ходил к соседке смотреть телевизор.

Соседку на самом деле звали Мальвиной, телевизор у нее был, как тогда и положено, черно–белый, а сама она где–то то ли работала, то ли не работала, этого я абсолютно не помню.

Зато помню, что ей было то ли двадцать восемь, то ли тридцать лет.

Мне, между прочим, было четырнадцать.

Кроме телевизора, у соседки был муж, но я его тоже абсолютно не помню, потому что его почти никогда не было дома — то ли они были в перманентном разводе, то ли он ходил в море, в общем, такой постоянно отсутствующий Буратино.