Когда человек создает художественное произведение, то он творит, исходя из свого представления. Но в то время как другие представления суть просто отображения, с произведениями искусства дело обстоит иначе. Например, Зевс Фидия не возник путем изображения какого–то действительного человека. Художник тут дал сочетание многих впечатлений, из которых он удержал в своей памяти все достоинства и отбросил все недостатки. Из наблюдений над многими людьми он образовал себе некий прообраз, который нигде не осуществлен в мире природы, но разбит, рассеян в своих чертах среди многих отдельных личностей. Шопенгауэр говорит, что истинный художник в своих произведениях передает прообразы, а не те представления, которые в иных случаях имеет человек, — передает не отображение, но прообразы. Благодаря тому, что человек таким образом словно погружается в глубины творящей природы, он творит себе некое освобождение [от её давления].
Так обстоит со всеми искусствами кроме музыки. Другие искусства должны прокладывать себе путь через представление, то есть давать образы воли. А музыкальный тон есть непосредственное выражение самой воли — без вклинивания представления. Когда человек художественно творит в музыкальных тонах, он как бы приникает своим ухом к сердцу самой природы; он воспринимает волю природы и передает её в той или иной последовательности музыкальных тонов. Итак [говорит Шопенгауэр], человек тогда находится в интимном отношении к «вещам в себе», — он проникает в самую внутреннюю сущность вещеё. Как раз потому, что человек в музыке чувствует себя близким к самой сущности вещей, он и переживает глубокое удовлетворение от музыки.
Вот таким образом Шопенгауэр, исходя из своего рода инстинктивного познания, приписал музыке роль, способную непосредственно передавать сущность Космоса. Он имел своего рода инстинктивное предчувствие о действительном положении вещей. Почему музыкальное искусство может гласить всем людям, почему музыкальное искусство оказывает свое воздействие на человека, начиная с его самого раннего детства, — это становится ясным нам в том царстве бытия, где музыка имеет её действительные прообразы.
Когда музыкант сочиняет свои композиции, то он не может подражать чему–либо. Из своей души должен он извлекать мотивы музыкальных творений. Откуда он черпает эти мотивы, — это открывается в нам, если мы направим наше внимание на те миры, которые недоступны восприятиям внешних чувств. Тут нам надлежит узреть, как, собственно, устроены эти высшие миры. Дело в том, что человек в состоянии развить в себе высшие способности, заключенные в его душе и пока мест дремлющие. Подобно тому, как слепорожденному после операции становится видимым физический мир, так и у человека могут быть отверзнуты те внутренние органы, которые позволяют обрести познания высших духовных миров.
