На неком, еще более высоком, плане Девахана из музыкального тона возникает нечто подобное произносимому слову. Оттуда происходит всякая действительная инспирация, и в этой области бывали те авторы, которые были инспирированными. Они переживали там действительное звучание вступавших в них истин высших миров. Это вполне возможный феномен.
Так вот, мы должны себе представлять, что не только Посвященный живет в этих мирах. Разница только в том, что Посвященный переживает в сознании эти различные состояния и их изменения. В нем только вступает в сознание то, что обыкновенный человек опять и опять переживает бессознательно. Ибо также и обыкновенный человек фактически все снова и снова проходит через эти три мира, но только он нечего не знает об этом, ибо он не имеет сознания ни о самом себе, ни о своих переживаниях, когда он находится там. Тем не менее он приносит с собой нечто от воздействий, вызываемых в нем эти переживания. Когда он утром пробуждается от сна, тогда он приносит с собой из тех миров не только свежесть для своей телесности, но также и искусство. Ибо ничем иным, как бессознательным воспоминанием о переживаниях астрального мира, является то, когда, например, живописец в своих красочных тонах, красочных гармониях, которые он дает на своей картине, далеко выходит за пределы существующих красок физического мира. Где он видел эти блистающие краски, где он их пережил? Они суть плоды его астральных переживаний ночью. Лишь то волнующееся море света и красок поразительной красоты и сияющей, излучающей глубины, в котором он жил во время своего сна, дает живописцу возможность как–то передать те краски, в которых он сам жил ночью, — передать их хотя бы посредством тяжелых земных красок нашего физического мира, едва приближающихся к тому идеалу, который в нем живет, как пережитый им самим.
Итак, мы усматриваем в живописи некий отпечаток, некую тень образов астрального мира в мире физическом; и мы видим сколь величественно, сколь удивительно это может изживаться в человеке.
В мире искусства можно наблюдать удивительные вещи, которые делаются для оккультиста понятным совсем по другому, чем для обыкновенных людей, ибо он прозревает их происхождение. Я приведу тут в качестве примера две картины Леонардо де Винчи, которые висят в парижском Лувре. Одна из них изображает Вакха, а другая — Иоанна Крестителя. Обе эти картины являют зрителю одно и то же лицо; следовательно, художником для обоих картин была использована одна и та же натура. Тем не менее эти картины совершенно различны между собой, но не по внешнему сюжетному признаку, а в силу своей мистерии света, осуществляемой в них; почти исключительно на действии, передачей света. В картине, изображающей Вакха — своеобразный, переходящий в красноватое мерцание, свет, как бы изливаемый телом. Создается впечатление, как если бы тело сначала впитало в себя свет, и это гласит об изобильной телесности, знаменательной для натуры Вакха. А затем, после того как его тело как бы впитало в себя свет, оно словно изливает его обратно окрашенным плотским изобилием Вакха. Наоборот, картина, изображающая Иоанна Крестителя, отличается чистым желтоватым красочным тоном. Создается впечатление, как если бы краска только касалась тела, как если бы оно не впитывало в себя свет, позволяя ему только обрисовать формы тела, но не желая ничего принять в себя извне. Это есть совершенно бессмертная телесность, совершенно чистая, совершенно целомудренная, которая является зрителю на этой картине.
