Офицер женился на ней, слышите? да и голова же был! вот так искусник: в самую первую же ночь хватились, а его след простыл. Шарили, все углы, трещины высмотрели в дому, нет офицера. А он, говорят, заехал в какой-то трахтир, там богу душу отдал. Болтали, что ему кием голову проломили; одначе кто знает? может, и другое что случилось, только Грушка овдовела. Вот тебе и благородная!
Сказываю своим ребятам: «Как, мол, полагаете? что бы мне сделать с Грушкой? Злыдни такие учинила…» Положим, я не женился на ней, а она за меня не вышла, – все же таки попамятовать ей надобно. Зол был я на нее. Сначала объявил ее девке: «Скажи своей Грушке: как встретится где, так угощу, язык высунет…» По городу, Сидор Семеныч, уже пошли ходить разные разности, всё про Грушку… Слушайте, что дальше. На вешнего Миколу>{6} приходит вдруг ко мне ее отец.
– Егорыч!
– Что?
– Так и так… прости меня… я тебя обидел.
– Чем, Влас Гаврилыч?
– Да как же: дал тебе тогда честное слово, а сделал пошлость…
– Ну, эвтого не воротишь, – говорю.
– Нет, – говорит, – оно можно воротить.
– Как?
– А вот как: я офицеру-то покойнику дал две тысячи, а тебе, ежели хочешь, дам три.
«Ишь как, думаю, куда полезло!»
– Вот что, – говорю, – Влас Гаврилыч: деньги ничего, их можно, пожалуй… я не прочь. Одна статья меня в сумленье приводит.
– Какая?..
– Боязно мне… то есть касательно Аграфены Власьевны: ведь она, будь меж нами сказано, уж женщина. Следовательно, цена теперича ей не та.
– Вот тебе, провались я на сем месте, – говорит, – девка неповинна. Слышь, офицер после ужина удрал…
– Так ли?
– Лопни мои глаза.
– А ежели нет, тогда что?
– Будь я анафема, коли лгу. Будь друг, избавь девку. По городу такие шкандалы ходят – смерть!..
– Изволь, изволь. Но чтобы, смотри, – говорю, – насчет того…
– Я тебе сказываю, убей меня бог, ежели…
– Ладно.
Сладились. Через месяц, Сидор Семеныч, мы обвенчались. Но дивитесь теперича, как, значит, наш брат купец, как он обдувать-то ловок. Вместо всего, что мне сулили… обманули меня во всех частях… какова скверность…
1858
