"Орудием убийства, очевидно, был топор. Глубина всех шестнадцати ран указывает на то, что они были нанесены вышеуказанным предметом с большого размаха. На грудной клетке также обнаружен отпечаток ноги, словно убийца вставал на жертву, чтобы вытащить из нее топор, и рубил снова… снова... и снова.
Все эти преступления были полны страсти, необязательно в традиционном смысле этого слова. Речь не шла о мести из-за измены жены. Это было нечто более глубокое. Ты понял это потом, пусть даже никогда не мог описать словами. Речь шла о священной драме. О сценах из ритуального действа, разворачивающегося в самых неприметных уголках мира.
С чего начинается подобное?
Все началось с "Шокирующих преступлений" и простой взаимосвязи.
Потом ты стал мной, и я убил шесть женщин. Он мало что знал о "Рабоубийствах". И все так бы и осталось, если бы не спецрепортаж в новостях "Второго канала". Возможно, он даже не посмотрел бы его, если б там была Джана, но ее, конечно же, там не было.
- Жители Бартока хорошо помнят ужас двадцатипятилетней давности, когда душегуб, называвший себя "Рабоубийцей" бродил по этим самым улицам. - Журналистка с волосами цвета платины, Гейша Хэммонд, драматичным жестом указала на снующих у нее за спиной бартокских пешеходов и автомобили среднего класса. - Здесь в этой мирной общине пресловутый серийный убийца унес жизни четырех подтвержденных жертв. Некоторые эксперты полагают, что их количество может достигать восемнадцати.
Смена кадра.
Так называемый "эксперт": Доктор Джулиус Винсент.
- Зачем ему останавливаться на четырех? Этому парню нравилось то, что он делает. Его не остановило бы ничего, кроме лишения свободы или болезни.
Снова появилась Гейша Хэммонд.
- Был ли "Рабоубийца" помещен в тюрьму за другое преступление или попал в психиатрическую лечебницу? Сейчас на эти вопросы нельзя ответить однозначно, но одно можно сказать точно: Спустя двадцать лет некоторые верят, что "Рабоубийца" продолжил прерванное дело.
Это привлекло его внимание.
Показывали новостные съемки годичной давности. Судмедэксперты и следователи, мешая друг другу, прочесывали открытое поле. У них за спиной, словно точка на картине, из которой расходились все линии, под белой простыней, трепещущей на осеннем ветру, лежала бесформенная фигура.
