Апелляции, которыми он завалил суд, отклонялись с быстротой пробивающего талоны компостера. Его защитники — из Москвы были выписаны звезды российской адвокатуры — словно сговорились: один исчез за день до судебного заседания, второй не менее внезапно взял самоотвод и уехал в срочную командировку, из которой так и не вернулся, третий и вовсе умер, сиганув с балкона гостиничного номера. Погибали и те, кого Митрич называл опричниками — этих изводили оптом и в розницу. То сразу пятеро взорвались в мерсе в самом центре Кишинева, то ведавший кассой бывший вундеркинд по кличке Минфин не проснулся после ночи с любовницей. Но большинство людей Митрича — а любое большинство тяготеет к победителям — спокойно и незаметно перетекло к новым хозяевам.
Да–да, к двум из трех, хотя никому уже и в голову не приходило назвать Митрича третьим. Все что у него осталось — полный грев, который Лях и Аполлон не решились отобрать, а еще — воспоминание об утраченной власти.
— Касапу, пора! — постучав — в камере Митрича орать не полагалось даже дежурным — робко заглянул Санду.
— Закрой, — даже не обернулся Митрич, и дежурный тут же исчез.
— Давай еще выпьем, — поднял кувшин Митрич, и вылил остаток вина в кружку Валентина.
«Бульк!», ответила кружка, и Валентин заметил, как в темном вине исчезает, уходя на дно, что–то тускло–золотистое. Валентин поднял кружку и, глядя в ставшие вдруг цепкими глаза Митрича, выпил до дна, не разжимая челюсти. Не закусывая, Касапу нащупал языком что–то холодное, царапнувшее губу изнутри, и сразу определил, что это гильза.
— Ну, с богом, — поднял пустой кувшин Митрич и повернулся к двери — дежурный!
Валентин встал и, молча поклонившись Митричу, вышел через открывшуюся дверь. Поднял руки, оперся о стену, расставил ноги и подождал, пока его нехотя, словно стряхивая с одежды пыль, обыщет Санду.
Ну, Митрич! Ну, старый бестия!
Если капитан субмарины, заметив в пещере щель, достаточную для прохождения водолаза, ничего не предпринимает — дерьмо он, а не капитан.
Касапу шел по тюремному коридору и чувствовал, как слюна наполняется металлическим привкусом.
Значит, он и есть тот самый водолаз, хотя поначалу Валентин подумал было о бутылке с посланием, которой так наивно доверяют последнюю надежду все потерпевшие кораблекрушение.
Значит, послание в гильзе, а Валентин, в отличие от безмозглой бутылки, знает имя адресата.
Значит, Рубец, который, по словам Митрича, крышует кишиневский рынок.
