— А вы…, — задохнулся от возмущения Гоша.
— Мы, — торжественно провозгласил я, — единственные из врачей, сохранившие крупицы знаний по медицине.
— Всё, всё, победили они вас, Игорь Петрович, засмеялась рыжеволосая Инна.
Стол был уже накрыт, мои грибы нашли себе достойное место между адыгейским сыром и шпротами, селёдка покрылась колечками лука, и мы начали рассаживаться на стулья и винтовых табуретках, экспроприированных из перевязочных, вокруг узкого стола. Пришли Катька, наша санитарка, заведующий хирургией, седоволосый усатый дядька, прилетела с приема, запыхавшись, гинеколог. Николаевна на наши посиделки не ходит, а сестрица моя при деле — за больными бдит. После того как явилась последняя медсестра из оперблока, полная, но чрезвычайно подвижная Виктория Степановна, мы закрыли дверь на защелку.
— Ну, ребята, — торжественно провозгласил заведующий, — за нас! Периодически мы все оказываемся в дерьме, избежать этого невозможно, так выпьем же за то, что бы ситуация эта наступала, хотя бы, как можно реже.
Мы едва успели ополовинить пластиковые стаканчики с «Гусарской», как в дверь постучали.
— Кого там ещё не лёгкая? — вопросительно поднял бровь Семеныч.
Поскольку ближе всех сидела Инка, она крутнулась на стуле, слегка приоткрыла дверь, и, изогнувшись, как кошка, проскочила в образовавшуюся узкую щель. Через пару секунд она вернулась таким же образом.
— Дмитрий Олегович, вас там Николаевна.
Дожевывая колбасу, я выскочил из ординаторской, но по виду Николаевны, стоявшей со спокойным выражением лица, понял, что в отделение пока всё нормально.
— Дмитрий Олегович, — таинственно прошептала она, — к вам там этот, Бастырев, с пакетом.
— Ага, спасибо, Николаевна. Может вы к нам? — предложил ей я, кивнув в сторону ординаторской.
— Нет–нет–нет, — замахала она руками, — мне ещё писать отчет надо, спасибо.
Я заглянул в ординаторскую, сообщил, что сейчас вернусь, и, сделав суровое выражение лица, быстрым шагом пошел в отделение. Возле двери на скамейки сидел плечистый парень в голубой ветровке с капюшоном. Возле ноги его приткнулся пакет черного цвета, а сам он довольно умело вертел ножом–бабочкой с узким лезвием. Увидев глубоко посаженные в орбитах глаза и массивные надбровные дуги, я снова подумал, что прозвище порой гораздо точнее отражает сущность владельца, его особенности, нежели имя. Предки были правы, когда давали имя «по естеству» — Горлан, Черняк. Вот и здесь — ну, что такое Бастырев Евгений? А скажешь — «Череп» — и всем всё ясно.
