— Сволочь! Ты мне руки обжег!
— А надо еще голову оторвать за твои выходки! Не хочешь помогать — не надо. Хотя бы не мешайся, куда не просят!
— А вот тогда не прилетай и не проси! — она резко разворачивается и уходит.
А я так и лежу, и не понять, все еще вода течет по лицу, или все же слезы. Даже розы ведь не подарит напоследок. Так убьет. Чтоб раньше времени не догадалась.
Анхен наклоняется надо мной, и поправляет бретельки лифчика, возвращает на место плечики платья, затем помогает подняться и притягивает к себе.
— Не плачь. Все не так уж страшно. Ведь было же хорошо? Вот и дальше все было бы хорошо. Даже лучше.
— Я не хочу умирать. Даже за «очень хорошо», — меня колотит дрожь. Не то от ледяной воды, не то от поздновато проснувшегося инстинкта самосохранения.
— Я никогда не убью тебя.
— Ты можешь не рассчитать. Или потом, когда надоест. И ты ведь, в самом деле, бросил бы меня здесь.
— Да. Это было бы идеально. Сэнта позаботилась бы о тебе лучше всех врачей галактики.
— Она не хочет.
— Она целитель, Лара. Она не может не спасти умирающего. Говорит, моя кровь тебе не подходит. Вот дала бы свою.
— Ты отвезешь меня домой? Ко мне домой?
— Ну а что мне остается? — он вновь потянулся ко мне с поцелуем, но я отвернулась, и он поймал только соскользнувшую с уха каплю.
Домой мы летели в молчании, и я никак не могла отделаться от мысли: а остановила бы нас Сериэнта, если бы на ее вопрос я дала другой ответ? Любой другой?
Первого сентября, как известно, праздник. Вот только я никогда не видела тех, кто его празднует. Зато не раз видела тех, кто печально говорит «ох!». Вот и Варька говорила «ох!», бросая в портфель чистые тетрадки и набивая пенал карандашами. Бедные школьники, и всего–то три месяца у них каникулы, как не пожалеть!
Сама я ужасно нервничала, готовясь к первому учебному дню. Потому как для меня это был еще и первый рабочий день. И работодатель известен, и место знакомое, и суть работы в общих чертах ясна. Вот только…
Анхена я не видела с того дня, как он возил меня к Сериэнте. Тогда он молча довез меня до дома, выгрузил рюкзаки нам на балкон, и улетел, растаяв в небе красной искоркой. Думать о том, что было и о том, чего едва не было, до сих пор не хотелось. Потому что я все равно не смогу решить, что это: его искренние чувства ко мне или его очередной «смелый эксперимент»? А уж его попытку целенаправленно бросить меня на грань жизни и смерти, в призрачной надежде, что меня спасут…вынуждены будут спасти…и улучшить…старалась не комментировать даже мысленно. Мне с ним еще работать как–то вместе.
