Уже над соснами рвет ветер красные волосы карлы. Прыскают огни его круглых очков.
За хозяйской милостью, обрывая ногтями мхи, стопой упираясь в щелины, лезут на гряду гусем молотобойцы, из почтения к хозяину шапки под мышкой, а в руках громадные ломы и молоты.
Вот уже по вершине, над соснами, идут молотобойцы, впереди сам хозяин, как бы дух некий лесной, карло голубое.
Ветер кидает волосы, вырвал из-под голубого жилетца белую рубаху, бьет парусом в бок.
По горбу каменной гряды ведет хозяин черту: приложит железный аршин, чиркнет по камню карандашом, отпрыгнет, приложит.
И там, где поставит его карандаш крупный крест на красноватом граните, уже кипит, теснится толпа: ввинчивают в хозяйскую метку бурав. Камень скрежещет, скрипит, бьет фонтанами гранитная пыль.
Ясный звон ахнул, поплыл: в буровую щель вбили молотобойцы два железных желоба, первый клин.
Прыгают, сверкают круглые очки, лицо Суханова искрится гранитной пылью. Он отбросил искрящиеся волосы, перекрестился: крест двуперстный, косой. Колыхнуло седые, плешивые, курчавые головы, невпопад за хозяином кладут кресты молотобойцы: кто мелкий, никонианский, кто, по старому обряду, вразлет.
Хозяин толкнул очки выше, на лоб, скашлянул. Все притихли, Суханов прижмурился:
– Благослови Бог.
Как бы ветром, без шума, подняло железные молоты.
– Бей! – вскрикнул хозяин, присел.
Ударили молоты враз, грянуло о клинья железной пальбой, справа, слева, крест-накрест. Загремела скала, гранитная наковальня.
Заносят молоты в четыре руки, набрякли на руках жилищи, потный волос плещет в глаза, рты зажаты, дышат сквозь ноздри, ударят и выдохнут. Брызгает взрывами камень о железные клинья. Чаща шумит, идет по водам отгул. Косой вереницей понесло на озеро птиц.
* * *
– Опять очки, Суханов, побил, – улыбается грузный советник.
– И то… Завсегда осколком каким… Уследишь разве.
На искрящемся лбу купца блещет круглое очко, а другое как темный пятак.
Потный карло в гранитной пыли сошел со скалы к палатке, дышит весело и порывисто. Голубым фуляром протирает стекло, смотрит, щурясь, на свет.
На бисерной подушке рядом сидят коммерции советник Жербин и купец второй гильдии Суханов.
Уже расселась скала, сдвигается ее острый блистающий край без шума, только в самом гранитном нутре, в каменных связях, ворошится скрип, легкий треск. Молотобойцы, утирая рубахами мокрые лица и мокрые груди, уже стоят по гребню, опираясь на железные свои ломы. Ветер подымает рубахи от животов, овевает тело прохладой.
