Он лихорадочно торопится, точно предчувствует свой скорый конец. Трудно и представить напряжение его просветительной деятельности в темной, полутатарской Москве, всю его ужасающую стремительность, подобную «Божьей грозе» Петра.
Это второй Петр – московский. В недолгие годы он преобразил духовную обстановку Москвы и вырос в громадную фигуру России.
* * *
Вольный типографщик из отставных поручиков жил в 1781 году подле Воскресенских ворот, в университетском типографическом доме.
В одном старинном описании Москвы прямо указано, что «дом мартиниста, содержателя университетской типографии, отставного поручика Новикова по Мясницкой улице, по выходе из Проломных ворот, налево».
В этот дом Новиков ввел молодую жену, воспитанницу князя Николая Трубецкого, Александру Егоровну Римскую-Корсакову. Там же родились все его дочери и сын.
Там его видел и Болотов, сохранивший в записках живой образ и даже простые, обиходные слова Новикова.
«В обхождении Новиков весел и приятен», – замечает Болотов. У Новикова есть приговорка: «Прекрасно, братец», при Болотове он позвал казачка: «Эй, малый, кофей скорее». Новиков носил тогда коричневый кафтан с перламутровыми пуговицами и не пудрил волос. Пристальный ум светился в его карих глазах с немного нависшими веками. У него были крупные и сильные руки.
Каждый вечер в столовую его дома собиралось на свечи человек двадцать: у него бывали студенты, почт-директор Ключарев, бакалавр Костров, университетский куратор Херасков, князь Трубецкой.
Дом Новикова, как дом Хераскова и князя Трубецкого, были, по-видимому, очагами московского розенкрейцерства.
Княгиня Дашкова, которая видела Новикова позже, описывает его «пожилым, с таинственной наружностью, в пасторском черном наряде».
По-видимому, Дашкова, как и вся московская среда, окружавшая мартинистов, догадывалась, что неспроста все их типографии, аптеки, книги: потому она и приметила печать тайны на лице вольного московского типографщика. А тайна действительно была.
* * *
Если Новиков весь в явном и напряженном действии, в упорной воле к делу и к созданию, то стоит за ним почти неслышная фигура: Иван Егорович Шварц, вдохновитель московского Златорозового Креста.
– Однажды, – рассказывает сам Новиков, – пришел ко мне немчик, с которым я, поговоря, сделался всю жизнь до самой смерти его неразлучным…
Этот «немчик» из Трансильвании был гувернером у помещика Рахманова в Могилеве, затем перебрался в Москву, где через стихотворца Майкова познакомился с тем же князем Трубецким и вступил в каменщицкую ложу.
