- Что ты, папа!.. - остановил его Вася. - Что ты!
- А теперь, мой милый, скажи мне откровенно, как другу: зачем ты ходил в Залесье? Какие побуждения заставили тебя идти туда? Конечно, не любопытство?
- Любопытство? Как можно смотреть на страдания ближних из любопытства?
- Ну, разумеется, нельзя: по крайней мере ты не станешь... Я знаю...
- Я, видишь ли, папа...
Вася остановился на секунду в колебании и продолжал:
- Ты не смейся, папа, надо мной, а впрочем, что ж я заранее прошу! улыбнулся юноша. - Может быть, оно и смешно, но только мне не смешно... Я, видишь ли, думал как-нибудь пособить, отвратить это несчастие... Когда туда приехали продавать, я просил пожалеть, отсрочить, доложить губернатору, что так нельзя...
- Ты просил?
- А то как же? Я полагал, что они убедятся...
- И что ж тебе сказали?
- Сказали, что не мое дело... Все так говорят!.. Но как же не мое дело? Мне кажется, это дело всякого! И должен я тебе еще признаться, - я тебе не говорил прежде и никому не говорил, - что раньше еще я ходил к Кузьме Петровичу.
- Ты? Зачем? - все более и более удивлялся Иван Андреевич.
- Просить его о том же. Но только и его я напрасно упрашивал. Он не согласился. Стращал урядником. Странный он... Рассердился...
- Да ведь это, Вася, в самом деле смешно, мой милый. Ходить убеждать Кузьму! Кто дал тебе право давать советы людям, которые их не спрашивают? Рассуди сам. И разве ты приобрел право учить других, ты, мальчик, который еще сам ничего не знает, который должен учиться, а не учить других?! И почему ты полагаешь, что ты прав? Откуда такая уверенность?
- Я никого не учу, я только просил...
- И ты видишь, все твои просьбы бесплодны... Тебя волнует, что Кузьма поступает недобросовестно, - я не спорю, он нехороший человек, - но разве ты призван исправлять его? Мало ли дурных людей на свете! Мало ли несовершенств! Но все это не дает тебе права считать себя судьей чужих дел. Удивил ты меня! Ходить к Кривошейнову! Убеждать его! Это чересчур смешно! Воображаю, как он смеялся, слушая твои увещания. Еще благодари, что он только прогнал тебя, а не поднял истории.
- Какой истории?
- Ты не понимаешь?.. Он мог извратить смысл твоих слов, и мало ли что могло быть.
- Что бы ни было, но ведь нельзя же!.. Ты пойми, нельзя же!.. Я никогда не учу, я не считаю себя судьей, - сохрани меня бог! - но нельзя же равнодушно смотреть, как людей оскорбляют. Разве можно?.. Я не могу... Сердись не сердись, папа, а это выше моих сил. Я не знаю, что делать, как помочь, но чувствую, что надо, надо!.. - проговорил юноша.
