Николаю сказали, что Григорий Николаевич в саду гряды копает. Он пошел в сад - сад был очень небольшой, фруктовый - и издали заметил приземистую, коренастую фигуру с большой косматой головой, в белой рубахе и широких штанах, засунутых в высокие сапоги. Приблизившись, Николай увидал смуглого брюнета лет под сорок, широкоплечего, с могучей спиной, мускулистого, крепкого, с грубым, загорелым лицом, поросшим черными как смоль с легкой проседью волосами, что придавало физиономии несколько свирепый вид. Силою, здоровьем и выносливостью веяло от этой плохо скроенной, но крепко сшитой фигуры. В ней было что-то мужицкое. По виду и по платью Лаврентьева легко можно было принять за мужика и даже испугаться, завидев издали этого "лохматого медведя", как окрестил его сразу Николай.
Но стоило только подойти поближе, взглянуть в небольшие карие глаза, чтобы впечатление испуга немедленно прошло и даже изумило вас приятной неожиданностью. Необыкновенно добродушно глядели эти глаза из-под страшных, нависших бровей, смягчая суровость лица.
То же испытал и Николай, когда Лаврентьев, оставив лопату, добродушно встретил его, так сильно пожимая руку, что Николай чуть не вскрикнул.
- Здорово, Николай Иванович. (Лаврентьев говорил: "Миколай Иванович". В речи его слышались простонародные выражения.) Давненько желал с вами познакомиться. Наслышаны о вас и статью вашу читали. Статья добрая, хорошая. Побольше бы таких!.. - говорил грубоватым тоном, полным задушевного добродушия, Лаврентьев, посматривая на молодого человека с каким-то особенным уважением. - Пойдемте-ка в горницу. Ишь солнышко подпекать будто стало. Вам-то с непривычки поди и неладно...
Лаврентьев повел гостя в свою "избу", как назвал он небольшой свой домишко.
Внутри "изба" оказалась очень опрятной и чистой. В ней было четыре комнаты, из которых две были пусты, - а две - убраны с спартанской простотой.
- Хватит на наш век! - промолвил Лаврентьев, показывая гостю свое жилище. - Вот скоро и две горницы отделаем почище!.. - прибавил Григорий Николаевич, как-то радостно улыбаясь счастливой улыбкой. - Знаете, чай?..
- Как же, как же!.. - ответил Николай.
- Оно и еще краше станет жить-то. И вам спасибо, Николай Иванович... вдруг сказал Лаврентьев, пожимая руку. - С Еленой Ивановной-то вы занимались, и вышел из нее человек, а не то что какая-нибудь легковесная дамочка...
"Меня-то он за что благодарит?"
- Так, вместе росли.
- Одначе пора и водку пить. Пьете?
