Стадо коз замерло в страхе. Я распластался на камнях. Одна коза находилась прямо подо мною. Я чувствовал ее запах — запах крови в ее венах и мышцах, дающей ей жизнь. Каждая крошечная кровяная корпускула была дорога для меня, как самородок. Я прыгнул. Зубами разорвал шею козе. Кровь мощным горячим потоком омыла мое лицо. Я пил ее, и ощущение было настолько острым, будто раньше само чувство вкуса было никогда не ведомо мне. Реакция, зрение и ясность ума полностью вернулись ко мне. Я смотрел в широко раскрытые глаза парализованного животного и замирал от восторга, поражаясь, что такие вещи существуют в природе — и как изящно они переплетаются! Когда я держал это создание, биение его сердца в моих когтях дарило мне незабываемое наслаждение. И я пил, чувствовал, как эта радость вливается в мои собственные вены. Скольких я убил из стада? Трудно сказать. Я пил и пил — восторг убийства не оставлял мне ни минуты на раздумья. Было лишь ощущение, чистое и всепоглощающее. Была лишь жизнь — вокруг меня и внутри меня.
Ребекка, внимательно следила за вампиром, глаза ее были полны ужаса. Она медленно покачала головой.
— Жизнь? — произнесла она.— Жизнь? Но не ваша. Нет! Вы уже перешагнули ее границы... не так ли?
Лорд Байрон посмотрел на нее остекленевшим взглядом.
— Но экстаз...— прошептал он.— Экстаз мгновения...
Медленно он прикрыл глаза и сплел пальцы, вспоминая.
Ребекка смотрела на него, боясь вымолвить слово.
— Даже на мгновение,— сказала она наконец,— даже выпив всю кровь из них, вы не стали живым.
Лорд Байрон открыл глаза
— Я проспал до рассвета,— продолжил он внезапно, оставляя слова Ребекки без ответа.— Лучи солнца принесли мне слабость. Я хотел встать, но не смог. Я посмотрел на свою руку — это была снова моя рука. Она была липкая от слизи. Я взглянул на свое обнаженное тело. Я лежал в отвратительной луже, в зловонной жиже, а затем, пошевелившись, я ощутил непривычную легкость. Я знал, что это была за грязь: мои жизненные соки, исторгнутые из моего тела как нечто ему инородное. Эта слизь уже начала гнить и пузыриться в утреннем тепле.
Я поднялся на четвереньки. Повсюду на камнях были разбросаны останки — клочья козлиной шерсти, кости и насохшая кровь. Я чувствовал отвращение, да, мне было противно, но никакой тошноты я не испытывал; напротив, глядя на черные пятна крови вокруг и на себе, я ощущал силу, наполнявшую все мое существо. Я изучил свой бок — никакой раны, даже шрама не осталось. Я заметил ручеек, двинулся к нему и умылся. После этого я смог идти. Высыхая под солнцем, моя кожа болела. Вскоре страдания стали невыносимыми. Я стал искать укрытие. Впереди за холмом росла олива. Я поспешил туда. Перейдя через холм, я очутился перед синим зеркалом озера Трихонис. Я любовался им, сидя под деревом. Я вспомнил, когда в последний раз видел его — тогда я был еще жив. А теперь?
