Однажды, когда Марко вернулся домой поздно вечером, отец шагал взад и вперед с клочками разорванной газеты в руках. Глаза его сверкали от гнева. Он читал о пытках и издевательствах, которым подвергались в Самавии невинные женщины и дети. Лазарь стоял навытяжку, и по щекам его катились крупные слезы. Марко, открыв дверь, остановился на пороге, а старый солдат подошел к нему и увел из комнаты.
— Простите, господин, простите, — прорыдал он, — никто, даже вы, не должен видеть его в таком состоянии. Он ужасно страдает.
И в маленькой спальне Лазарь встал за стулом, на который почти насильно усадил Марко. Понуря седую голову, Лазарь плакал, как жестоко избитый ребенок.
— Господи милосердный, Боже всех страждущих, ныне настало время вернуть нам нашего Исчезнувшего Принца! — и Марко понял, что старик возносит молитву. Его потрясло страстное напряжение и тон молитвы, да и ее содержание — ведь это дикость какая-то — молить Бога о возвращении того, кто погиб пять веков назад.
И сейчас, подойдя к Букингемскому дворцу, Марко все думал о человеке, заговорившем с ним, и не переставал думать, даже глядя на величественное здание из серого камня и подсчитывая, сколько в нем этажей и окон. Он обошел дворец кругом, чтобы покрепче запечатлеть в памяти его размер, форму, подъезды и любопытствуя, какого масштаба его сады. Все это было частью придуманной им игры. Частью его «выучки».
Когда он снова подошел к главному входу, то заметил, что за высокой железной решеткой стоит закрытый, с опущенными занавесками, экипаж. Марко остановился и стал с любопытством ожидать, кто в него сядет. Он знал, что короли и императоры, если только они не присутствуют на какой-нибудь парадной церемонии, нередко выглядят как обычные господа в хорошей, но не бросающейся в глаза одежде и предпочитают не привлекать к себе внимание. Марко даже подумал, что, может быть, если он подождет, то увидит одно из хорошо знакомых ему лиц, относящихся к высшей иерархии монархической страны. В прежние времена такие люди обладали безграничной властью над человеческой жизнью, смертью и свободой.
«Хорошо бы иметь возможность рассказать отцу, что я видел короля и его лицо мне знакомо теперь так же, как лица двух императоров и царя».
В рядах высоких лакеев в красных ливреях вдруг возникло движение, и пожилой человек сошел по ступеням парадного подъезда, поддерживаемый другим, помоложе. Пожилой поднялся в экипаж, другой последовал за ним, дверца захлопнулась, и экипаж выехал из железных ворот, а гвардейцы ему отдавали честь.
